Если расширить границы Западной Европы раннего Средневековья в более общем смысле, неминуемо становится ясно, что существовала структурная связь между доступом к открытой границе такого рода и периодами, когда центральная власть в противоположность местной была на подъеме. Плоды захватнической политики Оттонской династии не только дали ей превосходство в Восточной Франкии, но и стали решающим элементом в возвышении Каролингов. Одними из самых значимых статистических данных является то, что армии этой династии воевали сорок восемь из девяноста лет, начиная с восхождения на престол Карла Мартелла до 803–804 гг. Большинство этих войн были захватническими и экспансионистскими, и возобновляемые богатства, которые они освобождали – во всех их формах, – дали возможность четырем поколениям этой династии строить свою власть, не умаляя фиксированных активов королевской казны. Эта связь также работала и в период Меровингов – где центральная власть находилась в зените на протяжении экспансионистского VI в. – и даже (если вам интересно) в англосаксонской Англии тоже. Там королевства, которые изначально являлись самыми богатыми и могущественными, извлекали выгоду из доходов от торговли и других связей с континентом – и это был прежде всего Кент. Здесь в захоронениях конца V–VI в. много золотых украшений, а его кентские короли с политической точки зрения обладали превосходством в начале VII в., когда начинается повествование Беды Достопочтенного. Однако с течением времени политическое превосходство все больше стало прерогативой «внешних» королевств – Уэссекса, Мерсии и Нортумбрии; у всех у них имелись границы с местными римско-британскими королевствами, за счет которых они могли расширяться. Это давало их королям военную добычу, которую можно было продать, распределить – особенно рабов и земли – или использовать для привлечения воинов в свои армии. Вскоре после 700 г. остаточное богатство Кента уже не являлось достаточной основой для политического превосходства перед лицом этой военной мощи. Вместо этого оно само стало представлять собой привлекательную цель для хищнических устремлений новых государств. В мире малых государств ранней средневековой Европы экспансионистская война заменила широкомасштабное налогообложение как источник возобновляемого богатства, необходимого для поддержания сильной центральной власти в кратчайшие сроки.
Связь между контролем над плодами экспансии и поддержанием центральной власти на самом деле оказывалась такой тесной, что обратная взаимозависимость тоже работала. Всякий раз, когда ранее мощная власть центра переставала извлекать выгоду из плодов экспансии, она быстро слабела, потому что каждое последующее поколение теперь должно было финансировать строительство режима из невозобновляемых активов. Мы уже видели эту взаимозависимость в действии на примере Каролингов в IX в., но она в равной степени относится и к Меровингам в VII в., и англосаксонской Англии тоже. Как только пикты и северные британцы достаточно организовались, чтобы отражать экспансию Нортумбрии в конце VII в., правители королевства в VIII в. стали относительно малозначимыми перед лицом внутренней политической нестабильности. Это также относится и к династии Оттонов. К 980-м гг. процессы развития в славянском мире зашли достаточно далеко, чтобы блокировать открытую границу. Ввиду восстаний ранее покоренных славян и открытого сопротивления со стороны их новых вооруженных сил (в этом Польское королевство играло главную роль) экспансия Оттонов на восток резко остановилась, и последние представители династии и их преемники из Салийской династии быстро обнаружили, что им осуществлять центральную власть стало гораздо труднее, чем Генриху Птицелову или Оттону I
[247].
Все это подталкивает к одному последнему вопросу: если экспансия была такой важной для долгосрочного осуществления центральной власти и восполняла большую брешь в королевских финансах, созданную прекращением налогообложения, то почему тогда более поздние монархи династии Каролингов позволили ей закончиться? Высказывались различные предположения, включая то, что считалось незаконным продолжать экспансию за пределами старых владений Меровингов в период их расцвета. Но это весьма неубедительно, особенно потому, что власть Карла Великого на самом деле вышла далеко за их рамки почти во всех направлениях. Также высказывалось предположение, что после коронации императором преклонные годы Карла, расходы на саксонские войны (на которые ушло более двадцати лет) и его интерес к вопросам христианства отвлекали королевское внимание от завоевательных походов. В этих направлениях рассуждений есть что-то, и стареющий Карл Великий гораздо больше времени проводил в своем новом королевском дворце в Ахене, но все это не объясняет, почему экспансия не началась заново при его преемниках.
Более плодотворный путь решения этой проблемы состоит в том, чтобы рассматривать экспансионистскую войну как уравнение затраты – выгода, управлявшая ею. Захватническая война, приносившая прибыль, также была связана с затратами не только финансового характера (продовольствие, оружие и т. д.), но и личного, так как некоторые ее участники, безусловно, должны были умереть. Если подумать о войне в таком ключе, то достаточно легко выстроить идеальный профиль региона, подходившего для экспансии: экономически развитый, чтобы предложить удовлетворительный уровень награды как в смысле движимых трофеев, так и потенциального захвата земель, но не очень хорошо организованный в военном отношении, чтобы не слишком большая часть вашей захватнической армии погибла в процессе завоевания приза. Есть и еще один пункт: затраты – как эмоциональные, так и финансовые – увеличивались с расстоянием, так как тяготы военного похода становились гораздо большими, и вы оказывались отрезанными от родины и основных проблем на гораздо большее время, находясь на войне в каких-нибудь далеких краях.
Если вы мысленно окинете взором границы империи Каролингов в начале IX в., то, я думаю, станет ясно, почему экспансия медленно шла к завершению. На юге территории мусульманской Испании были богаты и весьма желанны, но на полуострове имелось много хорошо организованных исламских государств, которые ожесточенно сражались за увеличение своих земель. Даже без учета поражения при Ронсевале на Пиренеях повсеместные усилия Каролингов достигли успеха в расширении своих границ на юг только до Барселоны. Это медленное продвижение сильно и показательно контрастирует, скажем, с завоеванием лангобардов. Лучшие куски Италии были уже поглощены аналогичным образом, а все, что осталось, либо представляло собой бедные гористые регионы, либо все еще находилось в руках Византии, и их захват оказался бы слишком трудным. На Балканах после поражения аваров на пути дальнейшего продвижения встали мощные Булгарская и Византийская империи, да и центральные части не являлись самым привлекательным источником потенциальных наград, о которых можно было мечтать. Восточная граница на реке Эльбе за Саксонией оставалась возможной целью, и Людовик Немецкий вел там успешные войны, но тогда этот северный регион еще не стал таким экономически развитым, каким он будет через сто лет, когда представители Оттонской династии смогут эксплуатировать его более эффективно. А дальше на юг в Богемии и Моравии уже начали появляться достаточно крепкие славянские государственные образования, чтобы затруднить экспансию. На каждом участке границы при решении уравнения затраты – выгода получался отрицательный результат: или враг был слишком грозным (Испания), или возможные выгоды оказались не настолько велики (Балканы), или имело место сочетание этих двух факторов (юг Италии и Южная Эльба).
