Кокрейн вошел в историю как герой благодаря потрясающим воображение подвигам, совершенным в одиночку. И несмотря на то что судьбой ему не было предназначено сыграть решающую роль в истории собственной страны, адмирал успешно проявил себя на другой исторической сцене: из семи выдающихся личностей, главных могильщиков Иберийской империи в Латинской Америке, личность Кокрейна самая невероятная. Конечно, было бы преувеличением утверждать, что, если бы не вмешательство Кокрейна, Испанская империя устояла бы: она испытывала давление со всех сторон и в любом случае распалась. Однако безусловно: если бы не его действия в прибрежных водах Тихого океана, Испания вновь попыталась, на этот раз с юга, задушить революцию в Чили; военная экспедиция Сан-Мартина закончилась бы поражением на море, если бы вообще состоялась, а Лиме пришлось, возможно, до бесконечности держать оборону, оставаясь центром притяжения для все еще решительных испанских имперских притязаний. В Бразилии ловко проведенный Кокрейном захват северных провинций обеспечил независимость не только югу. Борьба за свободу во всех этих странах могла бы продолжаться еще многие десятилетия, но адмирал помог избежать этих затяжных войн, а потому определенно заслужил свое место в ряду самых знаменитых «освободителей».
ГЛАВА 50 НАСЛЕДИЕ
С Кокрейном умер последний из семи Освободителей. Их подвиг беспримерен — освобождение целого континента от вековой империи, державшейся на военной силе и угнетении. Каждый из них обладал выдающимися качествами: Франсиско де Миранду отличали эрудиция и решимость; Симона Боливара — энергия, политическая мудрость и воинская доблесть; Хосе де Сан-Мартина — ум, расчетливость и стратегический талант; Бернардо О’Хиггинса — непоколебимая честность, порядочность и храбрость; адмирала лорда Кокрейна — бесстрашие, хитроумие и дерзость; Агустина де Итурбиде — политическая ловкость, по крайней мере поначалу; Педру де Браганса — решительность, смелость и умение руководить. Каждый из них обладал своей харизмой и дарованием. И каждый из них стремился отдать все силы борьбе за лучшее будущее своего народа. Возможно, Итурбиде добивался власти как средства для личного обогащения, но в то же время именно при нем Мексика со всей ее бурной, сопровождавшейся противоборством разных сил историей избежала массового кровопролития, которое неизбежно сопутствовало освободительным войнам. Следует сказать и о Миранде, который, чрезвычайно любя роскошь и удовольствия, ради общего дела пожертвовал спокойной обеспеченной жизнью. Кокрейн, мечтавший восстановить утраченное состояние, так и не добился финансовых успехов. А Боливар, Сан-Мартин, О’Хиггинс и Педру отличались относительным бескорыстием.
Судя по результатам, может показаться, что Освободители вполне заслужили насмешки и издевательства их злобных критиков. Их судьбы, похоже, изначально были обречены на несчастья. Преданный своими сторонниками Миранда так и сгнил в испанской тюрьме; Боливар умер от туберкулеза в безвестном селении на колумбийском побережье; Сан-Мартин, морально разбитый, умер, прожив более двух десятилетий в изгнании; О’Хиггинс, отстраненный от власти и высланный из страны, скончался буквально накануне возвращения на родину; Итурбиде был схвачен и казнен в заброшенном провинциальном городке; Педру трагически погиб молодым, сразу после своего величайшего триумфа. И лишь Кокрейн доживал на покое и в комфорте.
Пришедшие им на смену оказались людьми совсем другого толка. Предвестником таковых оказался Хосе Гаспар Родригес де Франсиа — зловещая фигура. Он пришел к власти в отсталом Парагвае в разгар освободительных войн. «Верховный», как он повелел себя величать, был метисом с примесью португальской и испанской крови, с соколиным носом, пронзительными глазами, маленьким ртом, тонкими губами и выдающимся вперед подбородком. Декларируя свое знакомство со взглядами Руссо и исповедуя патологическую ненависть к загранице и женщинам, он развязал в стране войну с белым населением и практически уничтожил его при активном участии индейского населения племени гуарани. Он создал обширную шпионскую сеть. И был радикальным диктатором — не существовало ни правительства, ни конгресса, при нем были лишь несколько подручных, с помощью которых он осуществлял управление на местах.
Газеты, книги и даже школы были запрещены. Торговли с внешним миром почти не существовало (все равно Буэнос-Айрес постоянно блокировал Парагвай ниже по реке), а редкие иностранцы, попадавшие в страну, были несказанно рады поскорее покинуть ее. Он умер в 1840 году в возрасте семидесяти четырех лет, а его преемники были подобны ему. Карлос Антонио Лопес, хотя и более гуманный, великодушный и общительный, оказался насквозь продажным и очень жадным — около половины возделываемых земель в Парагвае вскоре перешли в его собственность. Его сын Франсиско Солано Лопес объявил почти одновременно войну Бразилии, Аргентине и Уругваю. В результате население страны уменьшилось более чем наполовину, причем большинство мужчин погибли на войне.
Американский историк Джон Эдвин Фэгг так анализировал события на континенте:
«В республиках зачастую власть захватывали насильники и удерживали ее силой, пока их не предавали и не смещали другие каудильо, столь же примитивные, как и они сами. То, что иногда это были колоритные и не лишенные привлекательности личности, не уменьшает причиненного ими вреда. Буйный характер общественной жизни отбивал охоту от проникновения в Латинскую Америку педагогов и ученых, иммигрантов, инвесторов, торговцев и специалистов. Если таковые и попадали туда, то лишь по найму, на недолгий срок, а не для терпеливого созидательного труда. Европа, Соединенные Штаты и другие страны с более счастливой судьбой смотрели на Латинскую Америку с жалостью и презрением. И в то время как многие талантливые люди региона проявляли свои художественные, литературные и научные таланты за рубежом, общий культурный уровень в большинстве этих стран едва превосходил, если вообще превосходил, уровень колониальных времен. Социальные изменения редко происходили в гуманитарном направлении. Экономические условия почти повсюду были скверными — по сравнению с прогрессом и достижениями в остальных частях света».
Венесуэла все же оказалась под властью одного из самых великодушных и доброжелательных «великих диктаторов»: того самого Хосе Антонио Паэса, который проявил себя столь ненадежным союзником Боливара. Паэс довольно умело правил единолично, ухитряясь ублажать и держать в узде как консервативную верхушку, так и своих сторонников-льянерос, не прибегая к эксцессам. Он определял венесуэльскую политику с 1819 по 1863 год, и его деятельность стала образцом для целого ряда диктатур.
Сантандер, карающая десница Боливара, правитель более аристократичный и цивилизованный, управлял Колумбией относительно конституционными методами. После него слабые, назначаемые конгрессом правительства сменяли друг друга на протяжении почти всего XIX столетия, среди них, правда, выделялись такие сильные личности, как генерал Томас де Москера и Рафаэль Нуньес. В Эквадоре, третьей креатуре Боливара, его давний сподвижник генерал Флорес удерживал власть до 1845 года, затем последовал период хаоса и беспорядка вплоть до 1860 года, пока к власти не пришел другой «доброжелательный» деспот — Габриэль Гарсиа Морено. Перу повезло несколько больше: страна оказалась под властью двух умеренных правителей: генерала Агустина Гамарры, мужа потрясающей женщины, соблазнившей Боливара в Куско, и Рамона Кастильи, довольно популярного политика.
