Британия не соглашалась с заявлением Испании о том, что объявление войны ее колониям будет посреднической ошибкой. Другая проблема, в оценке которой Британия и Испания имели расхождения, касалась стремления британцев торговать с испанскими колониями. Каслри беззастенчиво говорил об этом в письме сэру Уэлсли:
«Наши намерения в области коммерции и нежелание порывать отношения с восставшими провинциями Южной Америки, естественно, порождают сомнения в нашей искренности. Нас воспринимают как сторонников отделения южноамериканских колоний от Испании. Откровенно говоря, в том случае если в будущем Испания оставит за собой исключительное право торговать в Южной Америке, как это было до сих пор, то отделение испанских колоний, несомненно, пойдет на пользу нашим коммерческим интересам. Но это должно остаться нашей тайной. Как бы там ни было, поведение нашего правительства может быть регламентировано обязательствами перед Испанией.
Но если Испанию можно уговорить принять те самые, единственно возможные условия, при которых она сможет сохранить свои владения в Южной Америке, зачем нам тогда хотеть, чтобы они от нее отделились? Напротив, мы весьма заинтересованы в сохранении прежнего положения. Успех в войне с Францией зависит от преданности испанских колоний империи. Если колонии отделятся, Европа останется без американских богатств. Если все останется по-прежнему, сокровища Америки попадут в наши руки».
Это была откровенно циничная, двуличная политика. Британская дипломатия за всю свою историю редко опускалась так низко.
Миранда влачил свои последние дни в убогой камере в Кадисе. Он не знал, насколько неискренними оказались его британские друзья, и по-прежнему доверял им. Энтузиазм и либеральные устремления Борка и Ванситтарта давно угасли. Военные авантюры, задуманные Гренвилем, Уиндэмом и Уэлсли, так и остались на бумаге. Их заменили холодные расчеты лорда Каслри. Он, как и Питт, видел большие коммерческие возможности Латинской Америки, но был категорически против любых военных столкновений там, а тем более — против признания молодых республик, борющихся за независимость. Он зашел так далеко, что инициировал закон, запрещающий добровольную службу британцев в латиноамериканских армиях. Общественное мнение, однако, вдохновляемое романтическим идеализмом, сочло эту меру не имеющей законных оснований.
Каслри был аристократичен, красив и обладал блестящим аналитическим умом. Однако речь его была несвязной, к тому же он отличался высокомерием и выглядел недоступным. Один из современников описывал его как «великолепную снежную вершину, которую никто даже не надеется достичь». И что важнее — он не верил, что латиноамериканские колонии смогут стать независимыми. Это и предопределило откровенно реакционную внешнюю политику Каслри. Она заключалась в стремлении создать «европейское национальное соглашение», которое должно было стать противовесом Священному союзу России, Австрии и Пруссии. «Соглашение» предстояло организовать на базе «великого альянса» на конгрессе в Вене.
Каслри хотел выработать дипломатический механизм, при помощи которого Россия, Австрия и Пруссия в будущем могли бы разрешать свои разногласия с Францией, а Англия — сохранять свой нейтралитет. Страны Священного союза были военными абсолютистскими монархиями, поэтому Каслри не хотел раздражать их поощрением радикальных республиканских движений против Испании.
Каслри долгие годы был военным министром Великобритании, и, пока шла война Испании за независимость, ситуация находилась под его непосредственным контролем. Возможно, это обстоятельство и заставляло его затягивать процесс отделения колоний от Испании. Успех испанского сопротивления французам полностью зависел от поддержки Британии. Испанцы были очень слабы и не могли самостоятельно противостоять наполеоновским завоеваниям.
Каслри вполне мог диктовать Испании свою политику. Однако он слишком серьезно отнесся к ее угрозам. Испания обещала заключить сепаратное соглашение с Наполеоном в том случае, если британцы признают восставшие колонии. К угрозам Испании позже прибавилось давление со стороны самых известных в мире реакционеров — русского императора Александра I, угнетателя собственного народа; принца Меттерниха, блестящего дипломата и одного из ярких представителей монархического консерватизма, с успехом скрывавшего слабость Австрийской империи; робкого последователя Меттерниха прусского принца Фридриха III; короля Франции Людовика XVIII, последнего из династии Бурбонов. В результате на многие десятилетия политика Великобритании в отношении испанских колоний сделалась предметом насмешек в мире.
В Кадисе Миранда настойчиво продолжал готовиться к побегу. Подкупая тюремщиков, он переправлял свои письма на свободу. В мае 1814 года Миранде удалось отправить и письмо Ванситтарту, в котором писал: «Для такой всемогущей державы, как Англия, не составит труда оказать мне небольшую услугу. Не мог бы лорд Уэлсли обратиться к послу Великобритании в Мадриде с просьбой повлиять на испанское правительство, дабы оно соблюдало в отношении меня те же условия перемирия, что действовали в отношении других венесуэльских патриотов».
Монтеверде так и не сдержал данное Миранде обещание о гарантиях его безопасности. В своем письме Миранда также просил денег. Он жаловался, что так и не получил ничего из тех средств, которые, по его мнению, должны были посылаться ему через британского купца сэра Даффа. Миранда считал, что для побега из тюрьмы ему понадобится тысяча фунтов стерлингов, но просил пять тысяч, потому что боялся разного рода осложнений. Эти деньги Миранде так и не были посланы, хотя, возможно, их прикарманил сам Дафф или еще кто-нибудь из посредников. «Похоже, что неприятности преследуют меня повсюду, чтобы я ни делал», — с горечью писал Миранда.
В тюрьме Миранда много читал. Книги «позволяли ему проводить время с удовольствием и пользой». Гораций, Вергилий, Цицерон, Сервантес, Аристотель и Библия помогали ему переносить все тяжести тюремных будней. Миранда нуждался в деньгах и потому вновь обратился к Ванситтарту, теперь прося «всего лишь пятьдесят английских фунтов стерлингов».
В тюрьме Кадиса Миранда, как ни странно, сохранил и некоторые привычки светского льва и бонвивана. Его любовный пыл не угас с годами. Тюремщики по его просьбе регулярно приводили к нему женщин.
Миранда разработал план побега на Гибралтар, но вдруг заболел тифом. Он страдал от кишечного расстройства и внутреннего кровотечения, силы оставляли его. Миранду перевели в тюремный госпиталь. А когда стало известно о плане побега, поместили в другую камеру и усилили охрану. В марте 1816 года, едва оправившись от болезни, Миранда стал вновь планировать побег, но с ним случился апоплексический удар, который скорее всего и стал причиной его смерти.
Великий латиноамериканец умер ранним утром 14 июля 1816 года, в двадцать седьмую годовщину падения Бастилии. Это событие так вдохновляло его многие годы! Миранда провел в тюрьме четыре года. Умирая, он произнес: «Дайте моей душе успокоиться…» Его сокамерник рассказал, что к умирающему Миранде даже не позвали священника: «Его завернули в простыню, на которой он умер, и вынесли из камеры. Затем тюремщики вернулись и забрали вещи Миранды. Их сожгли вместе с ним».
