Узнав, что Сан-Мартин готовится отплыть в Гуаякиль, Боливар поспешил покинуть Кито и горными тропами спустился на побережье, чтобы опередить его.
Гуаякиль в 1820 году сохранял свою «независимость». Его правителем был Хосе Ольмедо, которого поддерживали Сан-Мартин и адмирал лорд Кокрейн. До прихода Сукре в 1821 году большинство населения этого портового города симпатизировало Сан-Мартину.
Боливар пришел в Гуаякиль на две недели раньше Сан-Мартина и решительно присоединил город к своим владениям. О’Лири описал, как это происходило:
«На третий день колумбийские партизаны собрались вместе, стащили с флагштока флаг Гуаякиля перед резиденцией генерала Боливара и заменили его флагом Колумбии. Военные корабли, стоявшие на реке, немедленно отреагировали салютом… Генерал Боливар, судя по всему, не одобрил эту акцию. Он приказал мне заменить колумбийский флаг и заверить хунту, что все это произошло без его ведома и что он крайне недоволен этим поступком своих людей. И тем не менее флаг Гуаякиля больше никогда не был поднят.
Тем временем начала заседать ассамблея, состоящая из депутатов от различных кантонов провинции. Она была созвана с согласия генерала Боливара для решения судьбы провинции…
Генерал Боливар, давший формальное согласие на созыв этой ассамблеи, во время ее работы занервничал, узнав о том, что там происходит. Он приказал своему секретарю отправить в адрес ассамблеи письмо с заявлением, что вопросы, которые там обсуждаются, не имеют отношения к делу. Боливар в связи с этим настаивал на принятии немедленного решения. Намек был понят, и Гуаякиль объявили провинцией Колумбии…»
Торжественное шествие Боливара по Гуаякилю было, как обычно, триумфальным. Люди несли приветствия, сделанные из цветов. На одном из них было написано: «Симону Боливару — молнии войны, радуге мира — от народа Гуаякиля». Звуками музыки и грохотом пушек жители города воздавали почести Освободителю.
Сан-Мартин вышел в море из порта Кальяо, что в Лиме. Его путь лежал через устье реки Гуайас. Он получил от Боливара письмо с благожелательными, но обманными словами:
«С превеликим удовольствием, мой лучший друг, я впервые называю тебя именем, которое подсказало мое сердце. Я называю тебя другом. Нашу дружбу мы должны пронести через всю жизнь. Узы дружбы — единственные узы, способные связать братьев по оружию, в делах и в мыслях. Если ты не приедешь в город, для меня это будет потерей, равной поражению в битве. Ты не должен лишать меня удовольствия обнять тебя, моего лучшего друга и друга моей страны, здесь, на земле Колумбии.
В Гуаякиле все хотят видеть великого человека и, если это возможно, прикоснуться к нему. Неужели ты лишишь нас этого удовольствия? Это просто невозможно. Я жду тебя и буду встречать, когда и где бы ты ни появился. Для меня большая честь принимать тебя в этом городе.
Ты говоришь, что солдатам достаточно нескольких часов, чтобы обсудить дела, но их недостаточно, чтобы удовлетворить дружескую привязанность, счастье узнавания дорогого человека».
Сан-Мартина очень удивило это приглашение на «колумбийскую землю». Одной из главных целей его поездки было утверждение положения Гуаякиля, но его опередили. Сан-Мартину не хотелось праздновать победу Боливара. Сразу по прибытии в порт Гуаякиля он отказался сойти на берег, но на следующее утро все же смягчился и сошел на пристань, где его уже ждал Боливар. Под звуки труб и грохот пушек эти друзья-недруги обнялись. Верхом на лошадях они въехали в город. Они были абсолютно разные: опьяненный успехами и поклонением толпы Боливар, улыбающийся, нервный, худой, с горящими глазами, и высокий, благообразный, серьезный Сан-Мартин, всегда сдержанный и аристократичный.
Красивая девушка от имени всех женщин Гуаякиля возложила лавровый венок на голову Сан-Мартина. Он смутился, так как чурался публичных почестей. Он предпочел бы снять венок с головы, но не хотел обидеть девушку и оскорбить этим жестом жителей города, поэтому со свойственной ему застенчивостью произнес: «Я не заслужил этих почестей. Есть много более достойных, чем я, людей. Но я сохраню этот подарок в память о ваших патриотических чувствах и о вас, жители Гуаякиля. Сегодня один из самых счастливых дней в моей жизни».
После обеда Сан-Мартин посетил здание городского собрания, где встретился с Боливаром. Они уединились на несколько часов. На следующий день они встретились опять во второй половине дня и провели вместе четыре часа. Эти встречи происходили без свидетелей, поэтому мы не можем с точностью знать, о чем они говорили. Однако сразу после этих встреч с Сан-Мартином Боливар продиктовал своему главному советнику Хосе Габриэлю Пересу секретное письмо, предназначенное министру иностранных дел Колумбии. Это, несомненно, предвзятое мнение: «Покровитель не сказал ничего нового. Он говорил о непонятных вещах, не связанных с военными и политическими делами. Его суждения были поверхностны. Он постоянно переключался с одной темы на другую и смешивал серьезные проблемы с банальными. Если характер Покровителя
[1] не так фриволен, как это было во время беседы, то можно предположить, что он намеренно вел себя так развязно. Его Превосходительство
[2] не верит, что у Покровителя столь легкомысленный характер, потому у него создалось впечатление, что тот намеренно вел себя именно так».
Впоследствии Боливар утверждал, что на самом деле встреча с Сан-Мартином произвела на него очень сильное впечатление. Он писал, что Сан-Мартин «по характеру был настоящим военным: энергичен, быстр и неглуп. У него есть правильные мысли, которые могут нравиться, но он недостаточно возвышен ни в мыслях, ни в делах».
Перес рассказывает, что Сан-Мартин неясно говорил о проблеме Гуаякиля. Но он и не мог ничего сказать. Боливар только что выманил его из порта. Затем Сан-Мартин сообщил о своем решении вернуться в Мендосу, в свой дом в Аргентине, поскольку война с испанцами уже закончилась. Затем добавил, что, прежде чем уйти, ему хотелось бы участвовать в разработке основных законов по управлению страной. Сан-Мартин считал, что в Перу не может быть демократии. Такое государственное устройство не подходит стране. Сан-Мартин утверждал, что в Перу должен править европейский принц.
Рассказывают, что Боливар отреагировал на это заявление Сан-Мартина очень нервно. Расхаживая по комнате, он твердил, что в стране нет условий для существования монархии, что любая политическая система требует участия широких масс. Говорят, что Сан-Мартин выразил глубокую обеспокоенность в связи с радикальными революционными переменами в Колумбии. Он предсказал неизбежность хаоса и гражданской войны. Социальный порядок, по мнению Сан-Мартина, можно поддерживать только при монархической форме правления. Если верить Пересу, то Боливар ответил ему так:
«Демократия, процветающая даже на загрязненной земле Европы, разумеется, привьется и на девственных землях Америки. Здесь нет настоящей аристократии, есть только жалкое подобие ее. На этой Божьей земле нет абсолютно никаких условий для развития монархии, мой дорогой генерал. Республиканская форма правления позволит здешним людям обрести достоинство. У них появится привычка работать ради социального блага. Это приведет к росту богатства и развитию промышленности, что увеличит эмиграцию из Европы, где пролетариату не хватает земель. Он сможет найти их здесь. Повернуть вспять развитие человечества невозможно. Власть монархии, установленной здесь, будет недолговечна, хотя идея монархии, однажды пришедшая на ум людям, будет существовать всегда. Идея демократии крепко укоренилась здесь за двенадцать лет славной борьбы, давшей образцы самоотречения и патриотизма… Ни наше поколение, ни следующее поколение не увидят величия того, что мы создали. Америка только зарождается. Существование ее народа будет подвержено серьезным метаморфозам, и в конце концов союз всех рас создаст единую нацию. Мы не можем остановить развитие человечества, используя старые конструкции, чуждые девственной природе Америки».
