– Он ведь ваш, правда? – спросила Вуд. – Малыш в полицейском участке?
Кристина отчаянно затрясла головой, но выражение, появившееся в ее глазах, говорило совсем о другом.
– А Андрей – ваш отец? – продолжила констебль.
Именно поэтому Николае так пристально следил за девушкой. Она знала всё о том, что он сделал с ее отцом.
– Не понимаю, о чем вы, – сказала Кристина, делая движение в сторону двери.
– Сядьте, – велела Стейси.
Несмотря на то что девушка все отрицала, констебль знала, что она лжет, и выражение лица Наталии было лучшим тому подтверждением. Когда они ее допрашивали, Наталия, сама будучи матерью, разразилась горькой тирадой в адрес Кристины, не в состоянии поверить, что та могла подкинуть собственного ребенка. А полицейские ждали, что Кристина, как их переводчица, передаст им всё, что будут говорить работницы… Она же, со своей стороны, могла рассказывать Стейси и Кевину всё что угодно.
– Наступило время сказать правду. – Голос констебля звучал мягко. – Вы слишком долго держали этот страх в себе.
Девушка прекратила качать головой, ее глаза покраснели.
– Как вы догадались? – отрывисто спросила она.
– Перевод слова bebelus ни разу не упоминается на тех страницах, которые вы нам передали. Но на этой неделе я уже где-то его слышала – и поняла, что видела это слово написанным в переданных вам бумагах. Однако в вашем переводе ни разу не упоминается ни младенец, ни ребенок. А ведь этим ребенком являетесь вы. Ваш отец Андрей проделал весь путь из Румынии сюда. И проделал его с вами.
– И за это я его всегда ненавидела… – Девушка расплакалась. – Мне всегда было здесь плохо. Я никогда не ходила в школу. Он сам научил меня читать и писать. Обычно он уходил на работу, а со мной сидела какая-нибудь румынка из соседнего дома…
– Расскажите мне всё, Кристина, – потребовала Стейси. Она хотела понять обстоятельства, которые заставили женщину отказаться от ребенка.
– В конце концов мы смогли снять две комнаты рядом с одним из таких домов. На первом этаже жила женщина, которую звали Аланна и которая ни слова не знала по-английски, но которая приносила нам остатки еды с фабрики. Я стала работать в гостинице в Бирмингеме, убираясь и перестилая постели, так что получала собственные деньги. Благодаря этому мы и смогли заполучить те две комнаты… – Девушка печально покачала головой. – Я его так любила – и в то же время ненавидела за ту жизнь, которую он выбрал для нас. Я умоляла его вернуться в Румынию. Думаю, что он видел от меня больше ненависти, чем любви.
Стейси услышала сожаление в ее голосе.
– А теперь? – спросила констебль.
– Он никогда не рассказывал мне, через что ему пришлось пройти, чтобы мы оказались здесь. Я даже не могу себе представить, каким образом отец смог сохранить нам жизнь, не говоря уже о том, что мы не потеряли друг друга. Теперь я понимаю, что, хотя у меня никогда ничего не было, у меня всегда был он.
Стейси почувствовала, что должна чем-то ответить на откровения девушки.
– Должна сообщить вам, что ваш отец в течение длительного времени получал множественные травмы. Его регулярно избивали…
– Я знаю, – выдохнула Кристина, и из глаз у нее потекли слезы. – Он пытался скрывать это от меня. Он всегда пытался меня защитить, но я видела, когда он страдает. И ничего не могла с этим поделать.
– У него была кошмарная травма ноги, Кристина. Практически все кости в ней были переломаны.
Девушка вскрикнула и закрыла лицо руками.
Стейси оглянулась вокруг и увидела бумажные полотенца возле раковины. Она оторвала кусок, подождала, пока глубокие рыдания стихнут, и мягко спросила:
– А где это могло случиться?
– В основном он работал на ферме в Вустершире. Только я не знаю, на какой.
Стейси предположила, что сначала он получил эту жуткую травму, а потом его выбросили, как сломанную куклу или старый инструмент.
– Его привезли к каналу и оставили там умирать, – пояснила констебль и заметила, что для Кристины это не было шоком.
– Понимаю, – тихо сказала девушка. – Отец больше не мог работать и поэтому стал бесполезен Николае. Это он отдал распоряжение…
Слезы бесконтрольно текли по ее щекам. Кристина наконец дала волю долго сдерживаемому горю.
– А откуда вы узнали, что он умер?
– Николае бросил мне его расчетную книжку и сказал, куда надо явиться на следующее утро.
– К Робертсонам? – уточнила Стейси. Она всё еще не могла понять, почему девушка подкинула ребенка. – Ваш отец умудрялся работать и содержать вас…
Она замолчала, увидев новую боль, которая заполнила глаза Кристины.
– Мой отец был в долгах как в шелках, – сказала девушка, доставая из кармана потрепанную книжку.
Стейси взяла ее и пролистала.
– После его смерти долг переходит на меня.
Констебль взглянула на последнюю страницу – и чуть не задохнулась.
– Сорок девять тысяч фунтов… Вы этого никогда не выплатите, – сказала она.
– Знаю, – печально улыбнулась Кристина. – Значит, долг перейдет на моих детей.
Молодая женщина вовсе не отказывалась от своего ребенка. Она пыталась освободить его от этого долга.
– Кристина, обещаю вам, что со всем этим мы разберемся. Вам назначат адвоката, и вы сможете…
– Я никогда не заберу его. – Девушка схватила Стейси за руку. – Никогда не признаюсь в том, что я его мать. Посмотрите вокруг. Что я могу ему дать? Он заслуживает права жить без страха и не в изоляции. И вырастет как английский ребенок. Я его очень люблю, но вынуждена отпустить его.
– А что насчет отца ребенка? – спросила Стейси. Она подозревала, что девушка не относится к тем, кто спит с кем попало, так что отношения должны были быть серьезными.
– Он не может помочь. Я никогда не выдам… – покачала головой Кристина.
– Он нелегальный иммигрант, правильно? – уточнила Стейси. Кристина работала в гостинце, а эти места славились количеством нелегальной рабочей силы.
– Он не может помочь, – повторила девушка.
– Но вы вдвоем могли бы… – Стейси нахмурилась и освободила руку.
– Вы что, думаете, что всё заканчивается на Николае? – лихорадочно заговорила несчастная. – Вы что, думаете, что они так легко откажутся от этих денег? Николае никогда не назовет никаких имен. Я не знаю, кто они, но они сразу же узнают и начнут меня искать. Я не смогу защитить своего малыша.
Стейси почувствовала, как сердце ее разрывается на части.
Одна ее часть любила, уютно устроившись на софе, смотреть диснеевские фильмы. Эта часть всё еще верила в счастливые концы, в которых мать и дитя воссоединяются и живут долго и счастливо.
