– Я ведь тоже здесь нелегально, – напомнила ей Кристина. – Прошу вас, поймите: это мой ребенок, и я должна принести эту жертву. Я ничего не могу дать ему, кроме страха и неуверенности в завтрашнем дне, – закончила она севшим голосом, явно вспомнив о собственном детстве.
Стейси постаралась сдержать свои эмоции. За дверью послышались голоса. Кристина их тоже услышала.
– Прошу вас, умоляю ради ребенка, не говорите, что он мой. У него есть шанс на лучшую жизнь. Ему не придется бежать и прятаться. Он будет законным гражданином страны.
Слезы текли по ее щекам. Она боялась не за себя, а за своего младенца. Эта бедная девочка провела всю жизнь, постоянно оглядываясь через плечо, испуганная, что ее могут найти, нигде не находя себе надежного пристанища. И ее единственным преступлением было желание добиться чего-то лучшего для собственного дитя…
Стейси почувствовала, как от эмоций у нее перехватило горло.
– Пожалуйста, ради будущего моего ребенка…
Констебль ощущала кошмар и адские муки, которые испытывала несчастная. Она готова была отдать всё на свете ради этого малыша, который сам не выбирал себе такую жизнь. И Стейси понимала, что у нее есть власть, чтобы раз и навсегда изменить эту жизнь.
Ее голова пухла от вопросов, а дверь уже открылась и в нее вошла Девон.
Но в конечном итоге был всего один вопрос, ответ на который действительно имел значение.
Глава 76
– Дело превращается в какой-то запутанный лабиринт, а, командир? То есть я хочу сказать, что на Элли мы наткнулись совершенно случайно.
Но этот факт не делает их открытие легче для восприятия, подумала Ким, глядя на фасад дома. Совсем молоденькую девочку сначала соблазнили лестью, потом познакомились с ней и заманили в ловушку. И Ким подозревала, что знает, зачем.
– Ее отвезут к Темплтону, – сказала инспектор, озвучив свои страхи. – И всё из-за меня.
– Это как? – удивился сержант.
– Из-за моего идиотского поведения тем вечером, когда я спугнула другую девочку… – Детектив покачала головой. – Из-за этого избили Сал, а Элли быстрее продвинулась вперед по пищевой цепочке.
Но как, черт возьми, можно ставить в очередь тех, кого необходимо спасти?
– Командир, послушай, ты не можешь винить себя за то…
– А я себя и не виню, Брайант. Я виню тебя. Ведь это ты должен следить за тем, чтобы я не совершала ничего подобного, – сказала инспектор.
– Будешь передавать дело, командир? – поинтересовался сержант, проигнорировав это ее замечание.
Ким знала, что он имеет в виду. По инструкции она должна была сообщить всё в отдел по розыску без вести пропавших, и тогда уже другая команда займется тем, что, как они подозревали, произошло с Элли Гривс.
– А ты что, искренне веришь, что они найдут ее раньше нас?
– Командир, у нас два трупа за неделю. Вот чем мы должны заниматься.
– Ты знаешь, что с ней произойдет?
– Могу себе представить.
– И кого, кроме нас, интересует всё это? Из отдела пропавших не станут хвататься за данное дело, потому что девочке шестнадцать. А мы знаем, где она была. То есть мы в любом случае обгоняем всех остальных. И не можем притворяться, что эта проблема кого-то другого. Она же, ради всего святого, чья-то дочь. И ты думаешь, что я могу это просто так оставить?
– А ты что, уже что-то придумала? – Брайант тяжело вздохнул.
– Еще нет. Но скоро придумаю.
Глава 77
– Ничего себе разговорчик, Стейс, – сказал Доусон, когда она закончила пересказывать ему свою беседу с Кристиной.
Его собственное посещение мезонина вместе с Грантом наткнулось на «без комментариев» от хозяев и их поспешный звонок адвокату. По выражению вины на лицах Робертсонов было понятно, что они знали о том, что их работники находятся в стране нелегально и что, вероятно, они сами организовали эти подложные паспорта.
Грант потребовал, чтобы ему показали проводки через Банкирскую автоматическую клиринговую систему и зарплатные корешки непосредственно на имя работниц. При всей своей эффективности мистер Робертсон не смог как по мановению волшебной палочки извлечь эти документы из принтера.
Несмотря на все уверения в том, что прошедшие уроки не прошли даром, и на легкий флер респектабельности и законности, было очевидно, что Робертсоны ничему не научились и остались все той же бесчестной и неискренней семейкой, какой были всегда.
Полицейские наблюдали из машины, как работниц выводили из здания и вели к ожидавшему их транспорту. Николае Рачновича ожидала полицейская машина.
– И что же ты сделала? – спросил сержант. – Что это был за главный вопрос?
– А самому догадаться слабо? – вздохнула Стейси.
– Как бы босс поступила на моем месте? – улыбнулся после минутного размышления Кевин.
– Ну.
– И?..
– Это не мой выбор, Кев. Не мне решать, кому и какую правду рассказывать. В мои задачи не входит обеспечивать для всех долгую и счастливую жизнь. Моя задача – следить за исполнением закона, а Кристина, хочешь не хочешь, подбросила своего ребенка. И я не могу позволить, чтобы ее резоны сказывались на том, как я выполняю свою задачу.
– Легче сказать, чем сделать, а?
– Это точно, – согласилась констебль, и по ее лицу промелькнула тень.
Кевин знал, что Стейси испытывает симпатию к этой женщине, которая думала, что у нее нет других вариантов. До сего дня жизнь Кристины была очень незавидной, и, должно быть, Вуд испытывала невероятное искушение сохранить всё в тайне. Хотя бы ради ребенка.
Когда машины стали разъезжаться, Доусон слегка толкнул коллегу в бок.
– Я горжусь тобой, Стейс. Ты говоришь и действуешь как настоящий офицер полиции и как взрослый человек.
– Да, Кев. – Стейси повернулась к нему. – Я взрослая, но есть вещи, с которыми трудно смириться. И если еще не так давно я позволяла страху брать надо мной верх, то теперь всё это уже в прошлом.
– Отлично – Сержант похлопал ее по руке.
– Так что пора завязывать, Кев, – продолжила констебль.
– Не понял, – вырвалось у сержанта.
– Парковаться по ночам перед моими окнами и следить за мной.
– Не дури, женщина, я…
– Кев, я тебя видела, и со мной всё в порядке. Я больше не боюсь. Я знаю, что творится у тебя дома, и тебе надо остановиться.
– Стейс… – Сержант с трудом сглотнул.
– Забудь, Кев. Я знаю, что ты винишь себя за то, что не смог предотвратить того, что случилось, но этого никто бы не мог сделать. Это случилось и поросло быльем. Надо двигаться вперед.
