Более того, сама география китайско-корейской границы местами как будто предназначена для того, чтобы ее перепрыгнуть — в буквальном смысле. На некоторых участках 520‑километровой реки Туманган, по которой и проходит северо-восточная часть этой границы, расстояние между берегами настолько мало, что проходящий по китайской стороне может видеть постиранное белье, развешенное на просушку в северокорейских домах. А там, где река пошире, ее относительно небольшая глубина, равно как и то, что она замерзает зимой, а также каменистые банки и песчаные отмели, которыми она изобилует, позволяют переправляться через нее без особых проблем — даже с учетом пограничников.
Исток Тумангана находится на склонах Пэктусана, горы, наиболее почитаемой в корейской культуре, мистической прародине корейцев. Согласно легенде, именно там Хванун, сын Хванина (Владыки Небес), сошел на Землю, чтобы основать Синси, «Божий Град». Его сын Тангун впоследствии создал первое корейское государство Кочосон (Древний Чосон) в городе Асадаль, неподалеку от современного Пхеньяна. Неудивительно, что официальная северокорейская пропаганда утверждает, что Ким Чен Ир родился на Пэктусане (что вообще-то является неправдой). Но если Пэктусан так же важен для фамильного мифа династии Кимов, как и для национального мифа о возникновении Кореи, река, вытекающая с его склонов, стала источником возможностей для многих северокорейцев, стремящихся к новой жизни вне пределов КНДР.
Частно-государственное партнерство
При описании «нового капитализма» в Северной Корее много внимания обычно уделяют деятельности простых торговцев на чанмаданах, мелких «челноков», занятых экспортно-импортными операциями, или механиков‑кустарей, предлагающих ремонтные услуги (починку велосипедов, например). Но «низовое» предпринимательство в КНДР по масштабу и размеру несопоставимо с тем, что можно — с некоторой долей цинизма — назвать «частно-государственными предприятиями».
С середины 90‑х годов ХХ века правительство Северной Кореи находилось в состоянии почти перманентного экономического краха. Конечно, оно поддерживало строгий политический контроль, особенно в Пхеньяне. Но центральные власти оказались не в состоянии создать достаточный приток государственных доходов или налоговых поступлений для финансирования бесчисленных отделов, министерств, комиссий и комитетов. Из-за недостатка центрального финансирования правительственные организации оказались, по сути, предоставленными самим себе. Они почти перестали предоставлять населению услуги, оказываемые прежде, но им все равно необходимо было функционировать — хотя бы и на самом примитивном уровне. Нужно было платить зарплату работникам — или, скорее, найти для этих людей, получавших мизерную официальную оплату (несколько долларов в месяц, если считать по курсу черного рынка)
[25], способы зарабатывать более или менее самостоятельно. Импровизированным выходом из положения для государственных служащих стало открытие квазичастных предприятий под «крышей» своих организаций. Не случайно в 90‑х состав приглашенных на знаменитые вечеринки Ким Чен Ира (подробнее о них — в следующей главе. — Прим. пер.) начал изменяться. Списки приглашенных, некогда содержавшие лишь имена наиболее доверенных чиновников, теперь включали и новых фаворитов — тех, кто умел зарабатывать и был при деньгах.
Конечно, формального свода правил, регулирующего создание и управление такими «частно-государственными предприятиями», не существует. Нет и «типичных» примеров таких предприятий. Однако общий рецепт успеха может выглядеть примерно так: работник государственной организации (такой, например, как Государственный комитет обороны, высшие чины которого, по выражению одного из наших источников, «могут делать все, что захотят»), имеющий надежные связи в политических кругах и разрешение на международные поездки, начинает искать возможности для создания предприятия, предназначенного для ведения экспортно-импортных операций в Китае или в еще более дальних краях. Наиболее перспективными направлениями считаются продукты питания, сельскохозяйственная продукция, медикаменты и предметы роскоши. Когда план деятельности составлен и утвержден, компания начинает свою работу. Поскольку частные компании все еще считаются незаконными, официально она принадлежит государству.
Однако государству достается лишь небольшая часть плодов этой деятельности. Поскольку настоящей банковской системы в Северной Корее нет, компании обычно аккумулируют изрядное количество наличных — а бухгалтерский учет ведут по старинке, от руки в толстых гроссбухах. Такая схема позволяет представить высокоприбыльную фирму компанией со средними доходами, что позволяет воротилам этого бизнеса присваивать около 60–70 % заработанного. Остаток достается организации (за вычетом того, что уходит на взятки вышестоящим чиновникам). Экономика КНДР толком законами не регулируется, поэтому остановить пользующегося высоким покровительством инсайдера, занимающегося теневой бухгалтерией, по сути, некому. Работающая в таком режиме, по словам одного информированного источника, организация может поправить свой бюджет, ее основатели богатеют, а менеджеры и руководители (обычно — работники этого учреждения) при удачном стечении обстоятельств зарабатывают в месяц до 300 и 500 долларов США соответственно. Это, конечно, несопоставимо с тем, сколько зарабатывают менеджеры в Южной Корее, но в Северной такой доход обеспечивает впечатляющий уровень жизни
[26]. Более того, талантливым менеджерам удается иногда убедить своих боссов выдать разрешение на создание собственных дочерних предприятий — ждать такого разрешения приходится и год, и два (да и подмазывать кого надо тоже необходимо), но терпение окупается сторицей.
Произведенная продукция, как и выручка, также может подвергнуться искусственной «усушке» и «утруске». Сельскохозяйственная продукция или товары, произведенные на государственной фабрике, имеют склонность «пропадать» где-то по пути, что позволяет предприимчивому чиновнику иметь свой профит. «Пропавшие» товары оканчивают свой путь, естественно, на чанмаданах. Хотя связанные с государством элитные предприниматели принадлежат к совершенно иному социальному слою, чем аджуммы с чанмаданов, они прекрасно находят общий язык, когда речь заходит о бизнесе. Так, считается, что примерно 20 % ассортимента чанмаданов — продукты корейского происхождения (остальное — в основном китайского).
