Почему это произошло? Семена метамфетаминовой проблемы КНДР были посеяны самими властями. Режим долго полагался на различные незаконные способы пополнения государственной казны (включая и производство наркотиков), попутно отправляя немалые суммы и на счета «Бюро 39» — подразделения ЦК ТПК, которое было создано, чтобы обеспечивать финансами правящую семью. В 1970‑х годах режим зарабатывал, в частности, экспортом опиума. Но производить метамфетамин — уже знакомый некоторым корейцам с 40‑х годов ХХ века, поскольку он широко применялся в качестве стимулятора в японской армии, позволяя солдатам сражаться безостановочно часами, — оказалось дешевле, быстрее и проще.
Большие государственные фабрики в таких городах, как Пхёнсон и Хамхын, начали выпуск метамфетамина, бóльшая часть которого оказывалась в Китае. Япония также была важным рынком сбыта, доступ к которому обеспечивали договоренности с местными бандами якудза: при захвате северокорейского судна в порту Хососима в 2007 году на его борту было обнаружено огромное количество метамфетамина — достаточное для того, чтобы объявить это самой крупной партией наркотиков, когда-либо конфискованной в Японии. Считается также, что персонал посольств поощряют пользоваться дипломатической неприкосновенностью для продажи северокорейского «мета» по всему миру и приносить таким образом государству дополнительный доход.
Правда, по данным исследований Андрея Ланькова и Ким Сокхян, Пхеньян резко снизил объемы производства метамфетамина в начале XXI века. Возможно, это было сделано под давлением Китая, где северокорейский «лед» начал вызывать серьезные социальные проблемы. Но, как и во многих других секторах северокорейской экономики после голода второй половины 1990‑х годов, частный сектор занялся тем, чем перестало заниматься государство. К 2004 году предприниматели активно нанимали уволенных с государственных метамфетаминовых фабрик и приступили к организации производства на заброшенных мощностях. Китайские контрабандисты с энтузиазмом согласились снабжать их эфедрином, из которого производится метамфетамин.
На этот раз конечный потребитель был гораздо ближе. Метамфетамин практически мгновенно распространился по всему северокорейскому обществу, вызвав наибольшее привыкание у горожан
[93]. Вероятно, самым активным потребителем наркотика стала элита — у верхушки просто больше денег на такие «развлечения». По сообщениям из разных источников, даже публичный прием наркотика не вызывает особенного осуждения у окружающих — даже респектабельные аджуммы средних лет лишь ворчат, видя такое. «Мет» используется и в качестве альтернативы лекарствам: многие люди с хроническими заболеваниями, неспособные оплатить должный медицинский уход, используют метамфетамин как обезболивающее.
Географически в область наибольшего распространения наркотика входят Хамхын и Пхёнсон, где и начинался северокорейский метамфетаминовый бизнес. Но проблемы со «льдом» есть и в Пхеньяне, и в каждом городе близ границы с Китаем. СМИ утверждают
[94], что около 10 % населения приграничного Хесана вовлечены в метамфетаминовый бизнес, объединяющий в одну цепочку коррумпированных чиновников и дилеров.
Как и следовало ожидать, торговля «метом» крайне выгодна для дилеров. В 2011 году в Хамхыне «лед» продавался, как говорят, по 12 долларов за грамм. В Пхеньяне он стоил уже 20 долларов. Таким образом, поставка и успешная продажа килограмма наркотика в столице приносила 8000 долларов. Это огромная сумма для подавляющего большинства северокорейцев. Пока что все усилия властей остановить наркотрафик остаются безрезультатными, поскольку чиновники слишком легко поддаются искушению и охотно сотрудничают с наркодилерами.
Глава 3
Кто главный?
Со стороны северокорейский режим выглядит несокрушимым монолитом, где вся полнота власти сосредоточена в руках Ким Чен Ына, всемогущего мальчика-тирана, который то запугивает мир ядерным оружием, то казнит своего дядю, между делом наслаждаясь низкопоклонством своих подданных с промытыми мозгами. Изнутри же то, что представляется единым и непоколебимым организмом, является сообществом конкурирующих между собой фракций и влиятельных чиновников, соревнующихся за политический контроль, влияние и деньги.
На деле трудно сказать, кто именно «самый главный» в КНДР сегодня. Безусловно, Ким Чен Ын наделен огромной властью — как и другие члены правящей семьи. Но одна из господствующих теорий предполагает, что г‑н Ким, как и его семья в целом все же не обладают властью абсолютной. Существует и своего рода теневая властная структура, сформированная его отцом, Ким Чен Иром, — и ее нынешний лидер контролирует лишь частично — по праву наследования, так сказать. Эта структура называется Чоджик-Чидобу (Организационно-инструкторский отдел ЦК ТПК — ОИО), и тем, кто думает, что Ким Чен Ын принял решение о казни Чан Сон Тхэка единолично, стоит знать, что ОИО эта казнь была выгодна в гораздо большей степени. В то же время ОИО — не совсем обычная организация: прежде всего у нее нет формального главы, и, словно чтобы еще больше запутать ситуацию, некоторые члены ОИО вовсе не являются «настоящими членами ОИО».
Несмотря на то что нашей задачей является описать сегодняшнюю Северную Корею, в этом случае нам не избежать экскурса на полвека в прошлое. Не зная деталей перехода власти от Ким Ир Сена, правившего страной с 1948 по 1994 год, к Ким Чен Иру, бывшему руководителем КНДР с 1994 по 2011 год, понять, откуда растут корни этой теневой структуры, невозможно. Мун Чон Ин, в свое время бывший советником президента Но Мун Хёна по вопросам «Солнечной политики», как-то сказал одному из авторов этой книги, что Ким Чен Ир был «заложником системы своего отца», но к моменту его смерти более правильным было бы говорить, что это Ким Ир Сен стал заложником системы, выстроенной Ким Чен Иром. Сегодня Ким Чен Ын также стал заложником системы Ким Чен Ира — как и вся Северная Корея, конечно.
От Ким Ир Сена до Ким Чен Ира
Хорошо известно, что своим положением руководителя КНДР Ким Ир Сен во многом обязан удаче. Он был достаточно известным партизанским руководителем, который действовал в основном в Маньчжурии, сначала — в союзе с китайскими коммунистами, а потом, уже ближе к концу Второй мировой войны, — с Советской армией. Образованием он не блистал и даже корейский знал посредственно из-за того, что слишком много времени провел за пределами своей страны. Советские стратеги, видевшие его частью будущего марионеточного правительства Северной Кореи, были абсолютно разочарованы его ответами на экзамене по теории марксизма.
Однако Ким Ир Сен привлек внимание печально известного начальника советской тайной полиции Лаврентия Берии, который и рекомендовал его Иосифу Сталину как подходящий материал для будущего руководителя
[95]. С того момента Ким Ир Сен получил возможность в полной мере эксплуатировать те дары, что в конце концов обеспечили ему его славу — пропаганду, личное обаяние и макиавеллизм, — для того, чтобы устранять соперников и сконцентрировать власть в своих руках. Копируя Сталина, Ким Ир Сен и его советские советники начали стимулировать формирование культа личности, с годами только набиравшего масштаб. От тех, кто мог представлять угрозу избранному лидеру, избавлялись без всякой жалости: так, авторитетный коммунист-ветеран Пак Хон Ён, лидер коммунистической партии Кореи в период освобождения страны и один из наиболее вероятных кандидатов на пост руководителя страны, был объявлен предателем и изменником и казнен в 1956 году, несмотря на протесты советской стороны.
