По этим причинам подключение к китайским мобильным сетям считается в Северной Корее тяжким преступлением. Пойманные на этом во время периодических рейдов рискуют самым суровым наказанием — вплоть до смертной казни
[160]. Но властям не стоит надеяться на то, что им когда-либо удастся искоренить эту практику — она приносит слишком большие барыши. Китайские торговцы, переправляющие сотовые телефоны в КНДР в оптовых количествах, просто отстегивают чиновникам определенный процент от сделок, а те, кого ловят на пользовании китайскими телефонами, чаще всего избегают наказания, просто откупившись от властей.
Чиновники даже напрямую ввязываются в этот бизнес. Один из перебежчиков, живших в приграничной зоне, рассказал, что его поймал с китайским телефоном офицер МОБ и заставил заплатить 3000 юаней (то есть примерно 500 долл. США), чтобы не заводить на него дело. Телефон конфисковали, но, поскольку этот перебежчик не мог заниматься кросс-граничной торговлей без мобильной связи, он обратился к тому самому офицеру, который его поймал, и выкупил у него свой телефон за 1800 юаней. Потом — на всякий случай (чтобы оставаться на связи, если его поймают снова) — он купил все у того же офицера еще один китайский телефон чуть дешевле.
В последнее время пользователи китайских мобильных сетей активно переходят на южнокорейские телефоны, что подрывает государственный контроль еще больше — по крайней мере психологически. Причин для смены телефона много, но наиболее важные такие: южнокорейские продукты считаются более модными (это, несомненно, навеяно «Корейской волной» — халлю); они, как правило, лучшего качества — считается, что они обеспечивают лучший прием; у них всегда есть меню на корейском языке. Богатые и те, кто нуждается в хорошем качестве связи для своего бизнеса, все чаще появляются с телефонами от LG или Samsung.
Заработать можно и на предоставлении другим доступа к телефону, подключенному к китайской сети. Больше половины тех, кто звонит из Северной Кореи по китайским телефонам, пользовались чужими аппаратами, поскольку своих у них нет. Подавляющее большинство тех, у кого они есть, позволяют другим звонить с них надежным лицам — за определенную плату, конечно. С близких друзей и родственников, впрочем, денег за это они не берут. Тот факт, что люди теперь достаточно спокойно позволяют другим пользоваться своими нелегальными телефонами, ясно свидетельствует, что северокорейцы в приграничных регионах испытывают гораздо меньший страх перед властями и гораздо меньше опасаются того, что на них донесут. До голода 1990‑х даже родственники могли порой доносить друг на друга — или из боязни, или из-за убежденности в том, что они поступают «правильно». Сейчас дела обстоят уже совсем не так
[161].
Правда, люди все еще прибегают к различным мерам предосторожности, совершая звонки. Для того чтобы не дать отследить сигнал телефона, владельцы носят свои аппараты выключенными до тех пор, пока не нужно сделать звонок. С той же целью звонки стараются делать короткими — разговор, превышающий пять минут, уже считается слишком долгим. Некоторые пользуются заранее согласованными шифрами и кодовыми словами, когда обсуждают особенно чувствительные темы вроде побега и перебежчиков.
Некоторые поднимают уровень предосторожности до невероятных высот. Один перебежчик, покинувший Северную Корею в ноябре 2010 года, рассказывал, что каждый раз, когда он звонил по нелегальному китайскому телефону, он включал воду на кухне и надевал на голову крышку от рисоварки. Очевидно, многие в Северной Корее верят в то, что подобные способы защищают от отслеживания сигнала мобильного телефона и от прослушивания. Это показывает, что, несмотря на последние перемены, Северная Корея все еще остается очень закрытым обществом, а в таком обществе в отсутствие должной информации могут распространяться самые диковинные слухи и процветают самые разнообразные теории заговора.
«Глушилки» и зарубежное радиовещание
Государство не может позволить себе тотальное глушение всех радиосигналов из-за рубежа, поскольку это требует постоянной передачи сигнала высокой мощности. Тем не менее власти КНДР все более настойчиво пытаются осложнить жизнь пользователям китайских мобильных сетей. Постановка помех срывает звонки и вынуждает абонентов карабкаться на вершины холмов, где прием лучше, — но там их уже поджидают детекторы сигнала, позволяющие отслеживать и ловить людей с нелегальными телефонами. После прихода к власти Ким Чен Ына государство ужесточило порядки в приграничных районах, чтобы усилить контроль за ситуацией на границе и предотвратить побеги; глушение телефонной связи вызывает все большее раздражение среди местных жителей. Северокорейцы уже более десяти лет пользуются китайскими телефонами и не собираются так просто отказываться от единственного канала связи с окружающим миром. И конечно, пойманный с нелегальным телефоном скорее всего отделается взяткой — если только не попадет на особенно ретивого правоохранителя или под очередной рейд спецслужб.
Власти пытаются глушить и зарубежное радиовещание, направленное на территорию КНДР, хотя опять же те, кто хочет слушать иностранные радиопередачи, находят способ сделать это. Территория вокруг демилитаризованной зоны (ДМЗ) — один из самых насыщенных радиосигналами районов в мире. Вероятно, одна из самых интересных, самых обсуждаемых по крайней мере историй о зарубежном вещании на КНДР — это история южнокорейских «номерных радиостанций», десятилетиями регулярно передающих информацию на Север, несмотря на все попытки Пхеньяна заглушить их.
Номерные радиостанции передают шифрованные сообщения для секретных агентов. Хорошо известно, что в Южной Корее действуют агенты северокорейской разведки. Обратное тоже верно, и одним из способов связи южнокорейских спецслужб
[162] со своими агентами служит передача в коротковолновом диапазоне набора цифр, слов или букв, который зачитывает диктор. Некоторые передачи начинаются с северокорейской песни Пангапсымнида («Приятно познакомиться»), хотя в последнее время репертуар таких радиостанций расширился и начало передачи может предварять Восьмая («Патетическая») соната Бетховена для фортепиано. Когда музыка заканчивается, женский голос начинает начитывать номера: «Пятьдесят шесть. Тридцать один. Семьдесят три», — и так далее, при этом числительные называются в особом стиле, который принят в вооруженных силах и снижает вероятность неправильного понимания передаваемых цифр. Для обычного слушателя это звучит, пожалуй, как трансляция какой-то странной игры в лото, но для агента с шифровальной книгой под рукой эти странные цифры представляют собой закодированные инструкции.
