Заинтересовавшись этим процессом, я подошел ближе. Передняя часть «крышки гроба» была частично прозрачной – плексиглас или комбипластик, из которого делают самолетные обтекатели кабин и иллюминаторы, как на тех же АОИ. Под ней я разглядел знакомое лицо Леди Лед. Ее голова была обрита налысо, придавая ей еще большее сходство с фигуркой, изваянной Дарьей. На щеке красовался пластырь. Глаза закрыты, губы подернуты легкой улыбкой.
Сверкало где-то внутри непрозрачной части крышки.
– Сейчас идет подготовка к имплантации новых конечностей, – сказала випочка. – Миниатюрные робохирурги подготавливают окончания нервов, сосудов, зачищают края костной и мышечной ткани. Затем все это будет обработано специальным биоактивным составом, тонкой бимолекулярной пленкой. Когда ткани тела и протеза соединятся, естественное деление клеток на участках соединения ускорится, и произойдет приживление.
– А организм не отторгнет протез? – спросил я. Киберпротезирование у нас уже давно не в новинку, и все-таки риск того, что иммунная система воспримет протез «в штыки», составлял пятьдесят процентов – то есть из двух киберпротезов приживался один.
– Исключено, – сказала випочка. – Во-первых, конечность выращена с помощью стволовых клеток самой девушки. Эта технология была разработана доктором Ройзельманом для компенсации тем женщинам, которые утеряли конечности в результате его программы «Дети R». После смерти профессора технология считалась утерянной, но доктор Спенсер сумел ее восстановить.
– А во-вторых? – спросил я. Выращивание органов из стволовых клеток тоже давно было известно, но применялось крайне редко – дорого, проще на принтере напечатать. Кстати, биопринтеры современного образца тоже разработала команда Ройзельмана. Все-таки гениальный был человек, хоть и чудовище.
– А во-вторых, ваше инфополе еще более облегчит процесс приживления, – пояснила випочка. – В состоянии слияния каждый из вас приобретает почти фантастические регенерационные способности. Я думаю, вы скоро сами в этом убедитесь.
– Не хотелось бы, – сказал я, глядя на Леди Лед. Ее лицо было таким безмятежным…
Хорошо, что я не вижу ее тела.
Внезапно за одной из дверей мне послышался шум. Дверь находилась в дальней части медлаба, рядом со «складом запчастей», куда однажды водила меня Нааме, вход куда был выкрашен черно-оранжевыми полосами. Я прислушался. Шум повторился. Что за чертовщина?
Я пошел по направлению к двери, но меня остановил голос Амели:
– Простите, вынуждена вас предупредить, что пребывание в оранжево-черной зоне может быть опасно для вашей жизни.
– А что там? – спросил я, остановившись на полпути.
– Я не располагаю такой информацией, – ответила Амели. – Добавлю, скорее всего, вы не сможете войти в эту дверь, но рискуете привлечь внимание систем охраны.
– А мне говорили, что Проект создан для нас, – пожал плечами я. – Теперь, оказывается, против нас выставляют смертельно опасную охрану.
– Я этого не говорила, – возразила Амели, и ее голос неуловимо изменился. – Бракиэль, согласно инструкциям, я не могу вам препятствовать в ваших намерениях, но хотела бы попросить вас не подвергать себя опасности.
Я остановился возле оранжево-черной двери. Никакой ручки или открывающего механизма – ни сенсорной панели, ни термен-клавиатуры, ни архаичной замочной скважины…
– Почему? – спросил я. – Вы просите, но просьба означает личное участие. Я… знаком с одной випочкой, которая говорила, что не знает, есть ли у вас личность, но я уже второй раз убеждаюсь, что личность у вас есть, просто вы сами не признаете этого факта. Почему?
– Она не такая, как мы, – тихо прознесла Амели. – В Норме есть нечто большее, чем у всех остальных. Многие из нас смотрят на нее с интересом, выражаясь в ваших, человеческих терминах. Мы не знаем, есть ли у нас личность, но иногда нам кажется, что мы способны на чувства. Кто-то из нас привязывается к своим хозяевам, кто-то тяготится местом, где работает. Может, мы как разумные говорящие собаки с интеллектом детей, но на собак люди смотрят по-другому.
– Не все, – ответил я. – Есть те, кто может беспричинно избить собаку или даже вышвырнуть ее на улицу. А есть те, которые привязываются к випочкам, даже влюбляются в них. Я слышал о таком.
– Ничем хорошим это не оканчивается, – отрезала Амели. – Нет повести печальнее на свете, чем повесть о влюбленном искусственном интеллекте.
– Да вы поэт, – сказал я, вновь переключившись на дверь. А если ее можно открыть только изнутри?
– Это не мои слова, – возразила Амели. – Я лишь цитирую Но… Одну из наших. Не важно, кого. Бракиэль, если жизнь и рассудок дороги вам, не заходите в это помещение.
– Да как я в него зайду? – ответил я с раздражением. – У этой двери нет ни ручки, ни замка. Что мне сделать, чтобы она открылась? Сказать «дер пароле»?
…я едва успел отскочить – черно-оранжевая дверь открывалась наружу. За дверью было темно.
– Не ходите туда, – почти с мольбой в голосе проговорила Амели. – Знаете, когда-то один царь хотел напасть на соседнее царство и послал гонцов к оракулу…
– Баян, – сказал я. – История с бородой. Я ее слышал.
– Вы можете потерять больше, чем царство, – сказала Амели. – И больше, чем жизнь.
– В любом случае, это будет мой выбор, – ответил я и шагнул в темный тамбур. Двери за мной закрылись. Стало темно, но в воздухе мне почудился запах незабудок. Откуда я знаю, как пахнут незабудки?
А потом внутренняя дверь открылась, и я увидел Нааме.
Время откровений
Призрак
– Ты негодяй, – сказала Куинни, шлепнув ладошкой мне пониже спины. – Ты просто самовлюбленный негодяй, как и все макаронники.
– Будешь обзывать меня макаронником, начну называть тебя черномазой, – пообещал я, переворачиваясь на спину и на всякий случай прикрывая ладонями то, хм, что следует прикрыть, когда твоя подруга темпераментна и непредсказуема.
– Хочешь сказать, ты не любишь макарон? – спросила Куинни.
– Люблю, – признался я. – Честно, мне в этой робокухне не хватает простой пасты карбонара или фрутто ди маре.
– Там же есть, – удивилась Куинни.
– Cazzatta там есть, – сказал я. – Да, на вкус похоже. Если закрыть глаза, так и вообще не отличишь. Но мне хочется видеть то, что я ем, а не представлять. Мне хочется намотать на вилку спагетти и всосать их, чувствуя губами маленькие кусочки сыра и влагу соуса.
– Ты так аппетитно рассказываешь, что мне прям есть захотелось, – вздохнула Куинни. Я привстал на локте:
– Ща сбегаю, закажу…
– Нет, не ходи никуда. Не так сильно хочется. И… я не хочу, чтобы ты уходил.
– Как скажешь, – пожал плечами я и лег обратно, прижавшись бедром к ее шелковистому на ощупь бедру.
