Затем сзади послышалось знакомое, успокаивающее урчание, и рядом со мной затормозил Цезарь со своим призрачным гонщиком.
– Buongiorno, – сказал я, – чем обязан?
– Как будто мне для того, чтобы повидаться с тобой, нужны поводы, – отозвался Цезарь. – Был бы я собакой, вилял бы хвостом всякий раз, когда ты появляешься. Ладно, не буду rompere i coglioni tuoi
[18] – хотел тебя немного просветить на предмет того, что говорила Куинни.
– Che culo, и что же ты мне расскажешь? Или лучше так, откуда ты вообще об этом можешь знать?
– От Купера, – сообщил Цезарь. – Но больше от Ириму.
– От Ириму? – переспросил я, как дурак.
– От меня, – сказала Ириму, фича Куинни, выходя из-за Цезаря. Я не заметил, как она появилась. – Мы хотим сказать тебе нечто, что тебе нужно запомнить, но лучше никому не говорить, особенно Куинни.
– Почему? – спросил я.
– Потому, что знание нельзя получить сразу, – сказала Ириму. – Оно как колос в поле. Зерно не сразу дает колос, ему надо прорасти и созреть. Каждый из вас должен сам понять природу своей силы, и некоторые к этому близки. Но у тебя много вопросов, и мы решили тебе помочь.
– Почему именно мне? – удивился я. Внезапно в голову пришла догадка, cazzarolla, не особо приятная. – Я среди ребят самый тупой, да?
– Нет, – ответил Цезарь. – Вы все идете плечо в плечо. Но кто-то должен знать. И мы выбрали тебя, потому что ты самый надежный.
– Самый надежный у нас Фредди, – возразил я. – Но спорить не буду. Мне самому интересно, что у вас там за секрет.
– Все просто, – сказала Ириму. – Цепочка – единое целое, но у каждого из вас есть свое глобальное направление. Мужское начало – активное, движущееся. Женское – постоянное, неподвижное. Без мужского начала невозможно развитие, без женского – невозможно существование.
– Кажется, вы все-таки не по адресу обратились, – заметил я. – Вам следовало бы сказать это Джинну, он у нас самый умный.
– Четыре женщины, – Ириму словно не слышала меня. – Четыре мировых стихии, большие, чем то, что называется стихией. Тень – это Жизнь, Леди Лед – Смерть. Дария – Пространство…
Она коснулась рукавами своей одежды, которую я иначе, как саван, воспринимать не мог, капюшона, и, che cazza, мне стало страшно. Страшней, чем резать себе палец, cazzarolla.
– Сейчас ты сам назовешь мое имя, – сказала она, отбрасывая капюшон. Это была контактная фаза, не сон, но и не явь, и я не смог зажмуриться.
Я увидел Куинни. Она была маленькой девочкой, младенцем, но я узнал ее. И она менялась, становилась старше. Через несколько секунд она такая, какой я знаю ее сейчас; потом старше, еще старше… у нее появляются морщины, первая седина, она стареет, и мне так хочется как-то это остановить. Но я понимаю, что когда-то увижу ее такой – старой, поседевшей, но, che cazza, такой же любимой и родной. А затем ее глаза закрываются, и вот уже передо мной – череп, обтянутый кожей, а я понимаю, что плачу. Вспышка – и я опять вижу ее ребенком, и все начинается вновь.
– Прекратите! – крикнул я. – Nel nome della Beata Vergine Maria, перестаньте!
– Не могу, – ответила Ириму. – Это – моя суть, отражение стихии моей хозяйки. Я – это течение времени, вечный цикл меняющихся эпох…
– …и встречающихся в них вещей, – добавил Цезарь, протягивая мне пылающую руку. В руке у него было что-то. Небольшое. Прямоугольное.
– Бери, это твое, – сказал Цезарь, вкладывая мне в ладонь колоду черных карт.
Тень
Как же все-таки хорошо с Фредди!
Я немного разобралась со здешним «умным домом», и теперь у нас в «спальне» был довольно реалистичный пейзаж тропической полночи – вместо глухой стены тихо шуршал морской прибой, вместо потолка раскинулось звездное небо с тонким серпиком луны, легкий ветерок нес морскую свежесть, казавшуюся настоящей, а ноги, которые я спустила с кровати, касались мелкой гальки, нагретой дневным солнцем и теперь щедро делящейся теплом. Одно из новых достижений интерьера – маман заказала себе такое, но до моего исчезновения нам его не успели еще доставить, хотя пару раз я имела удовольствие сниматься в подобных интерьерах.
Вспомнив об этом, я вдруг осознала, что уже тогда понимала, что все это ненастоящее, хотя другие принимали иллюзию за чистую монету. Уже тогда я знала, что виртуальная реальность вокруг меня – фальшивка.
А сейчас я наслаждалась теплой тропической ночью. Да, я знала, что все это – голограмма, но научилась забывать об этом, если нужно. В конце концов, реальность всегда такая, как ее видим мы. Не бывает просто дождливых дней – бывает либо тоскливая непогода, когда мы грустим, либо меланхолично-романтическая, когда у нас спокойно на душе. И просто солнечных дней тоже не бывает: либо природа радуется вместе с нами, если на душе хорошо, либо издевательски светит неприлично яркое солнце, когда нам плохо.
Фредди мирно спал, лежа по диагонали на нашей большой кровати. Милый Фредди, он сначала сказал, что будет спать на полу, если мне неудобно с ним в одной постели. Какой он все-таки огромный! Я подумала, что пусть наша жизнь в Проекте непроста и полна опасностей, но я все равно благодарна кураторам. За Фредди, за Дарию, за остальных ребят…
Я некстати вспомнила Льдинку. Надо бы ее проведать. Предложу ребятам, когда опять соберемся вместе. А пока я соскользнула с кровати и отправилась к душевой. В этом небольшом помещении половину площади занимала довольно просторная душевая кабинка со всякими помывочно-массажными прибамбасами и форсунками, а также с водонепроницаемой панелью управления – с ее помощью можно было создать прямо-таки симфонию водяных струй, пара и ароматов! Но я все равно больше люблю ванны, чем душ.
В другой половине были самый обычный умывальник и тумбочка с сиденьем сверху. На сиденье сидел Талисман и умывал лапкой мордочку.
– Не спится? – спросила я котика, почесав его за ухом. Конечно, я мало времени уделяю Талисману, но, кажется, его это не особо беспокоит. Ответа я не ожидала, но он последовал:
– Котенок дрыхнет, – сказал Талисман, изогнувшись и приподнявшись на лапках. – Ты, кстати, тоже спишь. Это контактная фаза сна.
Меня это не удивило – когда жизнь похожа на прекрасный сон, неудивительно, что сон похож на жизнь.
– Я все никак не пойму, – сказала я. – Ты все-таки котенок или…
– Отчасти. В мире все связано, и особенно в мире разума. Иногда трудно сказать, где заканчивается одна личность и начинается другая. Например, Норма – в ней есть что-то от Нелли. И даже зовут их похоже.
– Может, потому что обе они любят Бракиэля? – спросила я.
– Может быть, – ответил Талисман. – А может, и нет. Мне трудно сделать определенные выводы. Я всего лишь юный кот и не знаю ничего о любви.
