Во второй раз я побывал там с моим учеником, но уже без г-на графа Строганова или кого-либо из видных людей города. Мы проявили там такую же любознательность и так же соблюдали тишину, как и ранее. Однако теперь мы предстали без внешних проявлений величия и могущества, и то, что польстило мусульманам в первый раз, не вызвав с их стороны никакого ропота, во второй было сочтено непочтительностью. После молитвы ко мне подошел старик и попенял мне, сначала мягко, а потом, видя, что я не могу ответить ему по-русски, с раздражением, на то, что я не оставил свою обувь при входе в мечеть и что теперь они все оказались осквернены нашим дерзким поступком и вынуждены будут совершить омовение, прежде чем вернутся в это святое для них место. Признаюсь, я был весьма огорчен тем, что обидел этих почтенных людей, поклоняющихся тому же Богу, что и я
[488].
После Казани путешественники отправились на восток, но куда именно и как далеко – об этом в исторической литературе высказывались самые разные суждения.
Начало недоразумениям положил М. де Виссак, посвятивший путешествиям Ромма по России целую главу, которая начинается с сообщения о том, что конечной целью первого путешествия Ромма и его ученика была «азиатская Сибирь, родовое гнездо Строгановых»
[489]. Собственно говоря, уже здесь у человека, знакомого с географией России, термин «азиатская Сибирь» не может не вызвать недоумения, поскольку, как известно, никакой другой Сибири – «европейской», например – не существует, а значит, подобное уточнение лишено смысла. Впрочем, далее мы увидим, что представления французов XVIII в. о границах Сибири были столь же широкими, сколь и неопределенными, а потому не будем предъявлять излишне строгие претензии к овернскому историку, тем более что уже в следующем своем пассаже он сообщает еще более удивительные вещи: «Это было восхитительное намерение – заниматься наблюдениями и исследованиями в таком путешествии от берегов Балтийского моря к Уральским горам, от Камчатского залива и Скандинавского полуострова до реки Амур, граничащей с Китаем»
[490]. Увы, попытка перенести подобный маршрут на карту обречена на провал: если мы без труда можем провести линию от Балтики до Урала, то совместить Камчатский залив со Скандинавским полуостровом в качестве исходной точки движения к Амуру едва ли проще, чем вывести знаменитую квадратуру круга.
Любопытно, что описание М. де Виссаком самого путешествия столь же явно делится на две части: от Балтики до Урала и, скажем так, все остальное. Первая – рассказ о поездке к Уралу – выглядит вполне реалистичным и содержит упоминания о конкретных деталях, имеющих более или менее точную топографическую привязку. Ссылаясь на письма Ромма к мадемуазель Доде, М. де Виссак сообщает, что риомец описывал ей вишневые деревья города Владимира, берега Оки, покрытые цветущим шиповником и вероникой, богатые рыбой воды реки «Санша» (la Sancha). Последнюю мне идентифицировать не удалось. Ромм более чем свободно транскрибировал географические названия, особенно записанные со слуха. Да и М. де Виссак мог допустить ошибку в расшифровке далеко не самого разборчивого почерка своего героя, тем более что само название русской реки этому историку едва ли что-то говорило. Возможно, речь идет о реке Какша, впадающей в Ветлугу.
Далее М. де Виссак сообщает, что путешественники «вскоре» прибыли в село Ильинское (Ilimski-Célo), центр владений Строгановых на берегах Камы и Чусовой. Потом посетили Кунгур (Kankor)
[491]. На этом конкретика в повествовании де Виссака заканчивается. Вторая часть рассказа овернского историка о «пути» его героя по своей красочности напоминает «Путешествие Синдбада-морехода», дополненное для придания некоторой реалистичности рядом географических названий с крупномасштабной карты Восточного полушария, которые, кстати, на сей раз воспроизведены безупречно:
От Уральских гор, где изобилуют аметисты, топазы, турмалины, гранаты, бериллы, халцедоны, ониксы, яшма, агаты, асбест и циркон, до Алтая, где расположены месторождения золота, при следовании через тот обширный регион, по одну сторону которого Россия и Европа, по другую – Манчжурия, Монголия и Татария, от Оби до Лены, от Енисея до вод Амура, от Байкала до соляных озер всё: от мельчайшего из четвероногих, землеройки, до крупнейшего из них, ископаемого мамонта, от соболей, горностаев и голубых песцов до бобров и самых маленьких водоплавающих – всё служило обучению и наставлению – наставлению, почерпнутому в великой книге природы, в той школе, где великим учителем и высочайшим воспитателем выступал Создатель
[492].
Ни одного конкретного факта, свидетельствующего о том, что путешественники пересекли Уральские горы и побывали собственно в Сибири, де Виссак не привел. Неудивительно, что у российских исследователей, гораздо лучше овернского историка представлявших себе географические реалии своей страны, его рассказ доверия не вызвал. Уже П.И. Бартенев, анализируя книгу М. де Виссака, скептически заметил: «По уверению Роммова биографа, они доезжали до Алтая и Байкальского озера (в чем позволительно сомневаться)…»
[493] Великий князь Николай Михайлович и К.И. Раткевич, знакомые с материалами личного архива Ромма, так же ни словом не обмолвились о каком-либо «путешествии в Сибирь»
[494]. Западноевропейские же историки приняли на веру высокопарную риторику М. де Виссака, в результате чего утверждение о совершенном Роммом путешествии в Сибирь стало общим местом соответствующей историографии. Оно попало «рикошетом» даже в работу А. Галанте-Гарроне
[495], хотя никаких фактов, подкреплявших данный тезис, он не привел. А Р. Бускейроль и вовсе, следуя за де Виссаком, «отправил» Ромма на Байкал
[496].
Так куда же все-таки поехал Ромм из Казани? Единственный известный на сегодня источник, из которого мы можем что-либо узнать об этом путешествии, – фрагмент письма самого Ромма Г. Дюбрёлю, которое автор ошибочно датировал 8/18 декабря 1781 г.:
