Принадлежность к патрициату предполагала наличие иных источников дохода помимо научной деятельности. И хотя размеры профессорского жалованья в Академии были весьма скромными – должность обеспечивала скорее престиж, чем материальное благосостояние, – в большинстве своем женевские ученые являлись достаточно обеспеченными людьми. По подсчетам К. Монтадон, в период с 1700 по 1850 г. 75 % лиц, занимавшихся в Женеве научными исследованиями (в том числе на любительском уровне), имели состояние более 110 тыс. флоринов, или 50 тыс. французских ливров
[554]. Напомню для сравнения, что годовое жалованье члена Парижской академии наук было 2 тыс. ливров.
Именно тот высочайший уровень социального престижа, который давало в Женеве звание ученого, и обеспечивал этому в общем-то небольшому городу уникальное место на карте европейской «республики наук». Если в других странах ученым приходилось добиваться уважения и поддержки со стороны власть имущих, то в Женеве успех на научном поприще мог открыть исследователю дорогу непосредственно в ряды самих власть имущих.
Неудивительно, что подобная ситуация способствовала развитию в республике научной среды, которая здесь не только отличалась высокой плотностью, но и была хорошо структурирована. Помимо Академии, в городе имелся еще целый ряд научных центров. В 1772 г. астроном Ж.А. Малле основал здесь первую в Швейцарии обсерваторию. В 1775 г. развернулась на постоянной основе деятельность женевского Медицинского общества. В 1776 г. по инициативе О.Б. Соссюра было учреждено Общество поощрения ремесел, занимавшееся популяризацией научных достижений и способов их применения на практике. Созданная еще в XVI в. общественная библиотека города имела в своем фонде к 1761 г. уже больше 30 тыс. книг
[555]. Слава Женевы как своего рода «мекки наук» гремела в XVIII в. по всей Европе, и приезжавшие в Швейцарию путешественники считали посещение здешних ученых мужей такой же обязательной частью программы визита, как, например, осмотр Чертова моста или берегов Женевского озера
[556].
Всего этого было более чем достаточно, чтобы определить выбор графом А.С. Строгановым и Ж. Роммом Женевы в качестве места дальнейшей учебы Попо. Однако имел этот город и еще одно очень важное, с точки зрения Ромма, преимущество – отсутствие соблазнов светской жизни. Женева, некогда прослывшая «кальвинистским Римом», в XVIII в. все еще отличалась строгостью нравов, которая была столь мила сердцу ее знаменитого уроженца – Жан-Жака Руссо. Просвещенные женевцы предпочитали занимать свой досуг скорее теологией, философией и точными науками, нежели чтением беллетристики, созерцанием живописи и посещением театра – развлечениями, которые здесь были не в ходу вплоть до второй половины XVIII столетия. И хотя мода на театр в начале 80-х годов добралась и сюда, все же в отношении зрелищ и развлечений Женеве было пока еще далеко до других европейских городов. Ромма, горячего сторонника руссоистской простоты нравов, это, конечно же, не могло не привлекать, о чем он и написал Дюбрёлю из Глена, по пути в Женеву: «Я направляюсь в страну, которой не знаю и которую, хотя сердце тому противилось, выбрал мой рассудок, дабы найти там еще чистые нравы и дать образование моему ученику. Преуспею ли я в этом? Не знаю…»
[557]
* * *
Первое же впечатление от Женевы, похоже, рассеяло все сомнения Ромма, и в письме графу А.С. Строганову он выразил полное удовлетворение сделанным выбором:
Город отлично расположен. Воздух свежий, климат умеренный. Здесь царит прекрасный общественный порядок. Те, кто любит пороки, смогут их здесь найти так же, как и в больших городах. Но на деле эти пороки существуют тут лишь для тех, кто с ними уже знаком. Аналогичные сведения, полученные нами в Лозанне
[558], куда мы совершили путешествие, лишь утвердили нас в первоначальном выборе. А потому мы, не колеблясь, подыскали себе жилище в Женеве, каковое нашли в прекрасном квартале, откуда, хотя он и расположен в стенах города, видна лишь сельская местность и где можно дышать воздухом с полей. Мы завели свое маленькое домашнее хозяйство вместо того, чтобы подвергаться многочисленным неудобствам пансиона. Мы ждем возвращения людей в город
[559], чтобы нанести визиты и познакомиться с обществом, чему мы будем посвящать несколько часов в неделю. Спустя месяц жизни здесь наши занятия, я надеюсь, будут спланированы, и я вышлю Вам их расписание.
Листва в окрестностях еще зеленая, что создает для двух россиян [так Ромм в шутку величает себя и Попо. – А.Ч.] приятный контраст с ослепительно белым снегом, покрывающим вершины гор. Кажется, что зима, сковавшая сейчас [холодом] Россию, пришла сюда только для того, чтобы остановиться у ворот
[560].
Новое жилище понравилось и Павлу, о чем он не преминул известить старого графа:
Милостивой государь и почтенный отец мой,
Мы наняли здесь покои в одной стороне, которая еще при вас, я думаю, не была застроена, ибо все домы новыя. Покои сии очень красивы, веселы, и вид из них прекрасен. Они состоят из пяти комнат, одной кухни с принадлежностями. Мы будем вести маленькое хозяйство, которое очень приятно будет; сии покои со всем убором стоить нам будут ежегодно сорок восемь луидоров. Мы здесь нашли одну кухарку, которую нам хвалили, за восемь луидоров в год
[561].
