Во–вторых, императоры, прямо или косвенно, принимали активное участие во всех созванных ими вселенских соборах, кроме двух, и председательствовали там. Константин Великий, Маркиан и его жена Пульхерия, Константин Погонат, Ирина и Василий Македонянин присутствовали на соборах лично; но обычно императоров, как и Римских епископов (тоже лично не присутствовавших), представляли делегаты или послы, облеченные всей полнотой власти на сей случай. Эти депутаты открывали заседания чтением императорского эдикта (на латыни и на греческом) и других документов. Они председательствовали вместе с патриархами, руководили переговорами, следили за порядком и безопасностью, завершали собор и подписывали постановления либо первыми, либо последними, после епископов. Иногда, несмотря на отсутствие личных богословских интересов и мнений, они оказывали немалое влияние на обсуждение и принятие решений, хотя и не имели votum, как и председатели совещательных или исполнительных собраний, которые обычно голосуют, только если принятие решения зависит от них.
Об этом председательстве императора или его посланников часто говорится в постановлениях соборов и у греческих историков. Даже папа Стефан V (817) пишет, что Константин Великий председательствовал на Никейском соборе. Согласно Евсевию, он в торжественной речи огласил основные проблемы, которые будут рассматриваться на соборе, постоянно ходил на заседания и занимал в собрании почетное место. Его присутствие среди епископов на пиру, который он дал в завершение собора, раболепный историк воспринимает как предзнаменование присутствия Христа на пиру среди Своих святых!
[620] Выдающаяся роль, которую Константин сыграл на самом знаменитом и самом важном из всех соборов тем более примечательна, что в то время он даже не был еще крещен. Когда Маркиан и Пульхерия появились вместе со своим двором на Халкидонском соборе, чтобы подтвердить его постановления, собравшиеся епископы приветствовали их в напыщенном восточном стиле как защитников веры, как столпов ортодоксии, как врагов и гонителей еретиков; императора называли вторым Константином, новым Павлом, новым Давидом, а императрицу — второй Еленой; звучали и другие высокопарные эпитеты
[621]. Второй и пятый вселенские соборы были единственными, где не присутствовало представителей императора, и председательствовали на них патриархи Константинополя.
Вместе с посланниками императора или в их отсутствие место председателя занимали также различные патриархи или их представители, особенно легаты Римского епископа, самого могущественного из патриархов. Так было на третьем, четвертом, шестом, седьмом и восьмом вселенских соборах.
Император больше интересовался внешней стороной решений собора, чем богословскими и религиозными спорами. Это разграничение функций приводится в известном высказывании Константина о двойном епископате, на которое мы уже обращали внимание. На Никейском соборе император вел себя соответственно. Он проявлял к епископам больше уважения, чем его предшественники–язычники к римским сенаторам. Он вел себя как слуга, а не как судья по отношению к преемникам апостолов, ставшим священниками и богами на земле. После вступительного обращения он «уступил слово» священникам, служителям церкви
[622], под которыми, по–видимому, следует понимать Александра, епископа Александрийского, Евстафия Антиохийского и Осия из Кордовы — последний был личным другом императора и представителем западных церквей, а может, и Римского епископа. То же самое разграничение между светским и духовным председательством проводил Феодосии II, пославший графа (comes) Кандидиана в качестве своего депутата на Третий вселенский собор. Кандидиан был облечен полной властью руководить самой процедурой, но не решал богословских проблем, «ибо, — писал он к собору, — не подобает, чтобы человек, не принадлежащий к числу святейших епископов, вмешивался в церковные обсуждения». И председательствовал на этом соборе Кирилл Александрийский, сначала один, потом вместе с папскими легатами; Кандидиан же поддержал несторианскую оппозицию, которая проводила свой собственный собор под председательством патриарха Иоанна Антиохийского.
Наконец, императоры ратифицировали решения соборов. Они ставили свою подпись и выпускали соответствующие эдикты, подтверждая законность собора; они делали его постановления государственными законами; они следили за соблюдением этих постановлений и наказывали непокорных смещением с должности и изгнанием. Константин Великий следил так за исполнением никейских постановлений; Феодосии Великий — за исполнением константинопольских; Маркиан — халкидонских. Второй вселенский собор явно просил о такой санкции императора, который, однако, не присутствовал там ни лично, ни через представителей. Подтверждение папы, напротив, не было обязательным вплоть до Четвертого вселенского собора в 451 г.
[623] Несмотря на это, Юстиниан утвердил решения Пятого собора 553 г. без согласия и даже несмотря на несогласие папы Вигилия. В Средние века, однако, ситуация изменилась. Влияние папы на соборы усилилось, влияние императора уменьшилось; германские императоры никогда не оказывали на церковь такого влияния, как византийские. Однако отношения папы с вселенскими соборами и вопрос, кто из них выше, до сих пор остается предметом споров между сторонникам курии и ультрамонтанами, или епископальной и галликанской школой.
