Если не обращать внимания на влияние императора и его посланников, то характер вселенских соборов был строго иерархическим. На апостольском соборе в Иерусалиме старейшины и братья принимали участие в обсуждении наравне с апостолами, и решение было принято от имени всего собрания
[624]. Но этот республиканский или демократический элемент, если можно так выразиться, давно уже уступил место аристократическому духу. Только епископы, как преемники и наследники апостолов, ecclesia docens, участвовали в соборах. Как следствие, в пятом каноне Никейского собора даже поместный синод называется «общим собранием епископов провинции». Пресвитеры и диаконы действительно могли принимать участие в обсуждениях, в результате чего Афанасий, бывший в то время всего лишь диаконом, благодаря своему рвению и одаренности оказал на Никейский собор, может быть, большее влияние, чем многие епископы; но пресвитеры и диаконы не обладали votum decisivium, разве что когда, подобно римским легатам, представляли своих епископов. Миряне вообще не могли присутствовать на соборе.
Однако следует помнить, что епископов в то время выбирал народ, поэтому они действительно были представителями христианского народа, и нередко люди требовали от них отчета в их действиях, хотя и голосовали они от своего имени, как преемники апостолов. Евсевий чувствовал себя обязанным объяснить своей епархии в Кесарии, почему на Никейском соборе он голосовал так, а не иначе; а египетские епископы в Халкидоне опасались ропота своей паствы.
Более тот, соборы в век абсолютного деспотизма действовали как публичное общественное собрание, бывшее лучшим средством для поиска истины и улаживания разногласий. Они стали воспроизведением римскою сената в рамках церкви и предтечами будущих избираемых правительств и парламентского законотворчества.
В вопросах дисциплины решение принимало большинство, но в вопросах веры требовалось единогласие, хотя, если было необходимо, его могли добиться посредством отсечения несогласного меньшинства. Среди собрания на столе или возвышении находился открытый текст Евангелия как знак присутствия Христа, Чье непогрешимое слово лежало в основе всякого учения. Позже так начали выставлять постановления соборов и реликвии святых. Епископы — согласно более позднему обычаю — садились в круг, в соответствии с датой своего рукоположения или рангом епархии; за ними садились священники; еще дальше — диаконы. Собрания открывались и завершались торжественной литургией. На древних соборах разные темы обсуждались на открытом собрании, и постановления соборов включали в себя долгие описания речей и дебатов. Но на Трентском соборе проблемы сначала рассматривались специальными комиссиями, а потом предлагались всему собранию для утверждения. Голосование обычно проводилось по головам, до Констанцского собора, когда оно проводилось по народам, чтобы избежать давления со стороны итальянских прелатов.
В юрисдикцию вселенских соборов входили все законы церкви, все вопросы христианской веры и практики (fidei et тоrит), все проблемы организации и поклонения. Доктринальные вопросы назывались dogmata или symbola; дисциплинарные — canones. В то же время соборы обладали, если того требовали обстоятельства, высшей судебной властью, могли отлучать епископов и патриархов.
Авторитет этих соборов в решении всех спорных вопросов был высшим и окончательным.
Вероучительные решения вселенских соборов рано стали считаться непогрешимыми, поскольку к данным соборам, как представляющим всю церковь, в полной мере относились обетования Господа о нерушимости Его Церкви, о Его вечном, постоянном пребывании среди служителей и о наставлении Духом на всякую истину. По примеру апостольского собора, обычная формулировка постановления сопровождалась засвидетельствованием от Духа Святого: Visum est Spiritui Sancto et nobis
[625]. Константин Великий в циркулярном послании к церквям называет постановления Никейского собора божественными заповедями
[626], но не следует забывать, что византийские деспоты часто злоупотребляли словом божественный. Афанасий говорит по поводу учения о Божественности Христа: «То, что Бог изрек через Никейский собор, пребудет вовеки»
[627]. Халкидонский собор объявил постановления никейских отцов нерушимыми, так как Сам Бог говорил через них
[628]. Ефесский собор в решении о Нестории использует формулу: «Господь Иисус Христос, Которого он хулил, постановил через этот святейший собор»
[629]. Папа Лев говорит о «irretractabilis consensus» Халкидонского собора по поводу учения о личности Христа. Папа Григорий Великий даже поставил четыре первых собора, на которых, соответственно, были опровергнуты и уничтожены ереси и пагуба Ария, Македония, Нестория и Евтихия, на один уровень с четырьмя каноническими евангелиями
[630]. Подобным образом, Юстиниан ставит догматы первых четырех соборов в один ряд со Священным Писанием, а их каноны — в ряд с государственными законами
[631]. Остальные три вселенских собора не имели такого богословского значения и такой власти, как первые четыре, заложившие основания вселенской ортодоксии. В противном случае Григорий упомянул бы и о пятом соборе, 553 г., в процитированном нами отрывке. Даже первые четыре собора разнятся по значению; Никейский и Халкидонский стоят выше вследствие их результатов.
