Автор «Философумен» предстает перед нами как один из наиболее выдающихся клириков Рима и окрестностей в начале III века; вероятно, он был епископом, так как причисляет себя к преемникам апостолов и хранителям церковного учения. Он принимал активное участие в доктринальных и обрядовых спорах того времени, но решительно выступал против римских епископов Зеферина (202 — 218) и Каллиста (218 — 223) по причине их склонности к патрипассианству и вольному отношению к дисциплине покаяния. Последний, особенно оскорблявший публику своим бывшим образом жизни, подвергается безжалостной и довольно страстной критике со стороны Ипполита. Таким образом, Ипполит был если не схизматик и антипапа (как предполагает Доллингер), то, по меньшей мере, глава несогласной и схизматической группировки, ортодоксальной по учению, строгой в дисциплине, то есть весьма схожей с монтанистами, бывшими до него, и более поздними последователями Новациана. Именно поэтому удивительно, что у нас нет сведений о дальнейшей судьбе этого движения, помимо более позднего недостоверного предания о том, что Ипполит наконец вернулся в лоно католической церкви и искупил раскол мученичеством либо на рудниках Сардинии, либо недалеко от Рима (в 235 или, скорее, 236 г. по P. X. во время гонений императора Максимина Фракийца).
II. Его произведения. Ипполит был самым ученым богословом и самым плодовитым писателем Римской церкви III века; фактически, он был первым великим ученым этой церкви, хотя писал исключительно по–гречески, как и его учитель Ириней. Этот факт, вместе с полемическим отношением к римским епископам того времени, объясняет, почему его труды так рано были забыты церковью. Он был не столько оригинальным автором–творцом, сколько ученым и умелым компилятором. В философской части своих «Философумен» он многое заимствует из Секста Эмпирика, цитируя дословно, без упоминаний его имени; в богословской части — из Иринея. В учении он по большей части соглашается с Иринеем, даже с его хилиазмом, но уступает ему в проницательности, глубине мысли и умеренности. Он отвергает философию почти с таким же пылом, как Тертуллиан, видя в ней источник всяческих ересей, однако пользуется ею для защиты собственных взглядов. В том, что касается проблемы Троицы, он критикует монархиан и отстаивает теорию ипостасей с таким рвением, что это навлекло на него обвинение в двоебожии. В вопросах дисциплины он был сторонником строгости и аскетизма. В этом он тоже похож на Тертуллиана, хотя монтанистов вместе с квадродециманами он причисляет к еретикам, делая, тем не менее, лишь краткое упоминание о них. Стиль его выразителен, но небрежен и напыщен. Каспари называет Ипполита «римским Оригеном». Это правда в том, что касается учености и независимости, но Ориген был талантливее и умереннее.
Главный труд Ипполита — «Философумены», или «Обличение всех ересей». Это, после трактата Иринея, самое назидательное и важное полемическое произведение доникейской церкви. Оно проливает новый свет не только на древние ереси и развитие церковного учения, но и на историю философии и состояние Римской церкви в начале III века. Кроме того, оно предоставляет нам ценное свидетельство о подлинности Евангелия от Иоанна как из уст самого Ипполита, так и через его цитаты из жившего намного раньше гностика Василида, современника Иоанна в последние годы его жизни (около 125 г. по P. X.). Труд был написан через несколько лет после смерти Каллиста, между 223 и 235 г. В первой из десяти книг описываются языческие философии, которые автор считает источником всех ересей; отсюда название «Философумены», соответствующее содержанию первых четырех книг, но не последних шести. Этого заглавия нет в Афонской рукописи, но оно было ранее известно и включено в издания трудов Оригена. Вторая и третья книга, отсутствующие, вероятно, были посвящены языческим мистериям, математическим и астрологическим теориям. Четвертая также рассказывает о языческой астрологии и магии, которые должны были пользоваться большим влиянием, особенно в Риме. В пятой книге автор переходит к собственно теме произведения, опровержению всех ересей со времен апостолов до его времени. Всего он перечисляет тридцать две ереси, большинство из которых, тем не менее, являются просто отдельными ответвлениями гностицизма и евионизма. Он приводит еретические мнения из утраченных произведений, не сообщая, что думает по их поводу, и ссылается на греческую философию, мистицизм и магию, полагая, что для их опровержения достаточно проследить их языческие истоки. Девятая книга, с опровержением учения сторонников Но – эта и Каллиста, содержит интересные сведения о событиях в Римской церкви. Он представляет папу Зеферина как слабого и невежественного человека, привечавшего патрипассианскую ересь, а его преемника Каллиста — как хитрого и коварного деятеля, некогда бывшего рабом, потом — нечестным ростовщиком, который стал банкротом и был посажен в тюрьму, но добился расположения Зеферина и после его смерти достиг своей желанной цели, папского престола, с которого учил ереси и подрывал дисциплину, чрезвычайно терпимо относясь к нарушавшим ее. Здесь автор слишком страстно выражает свои чувства, и его свидетельство надо воспринимать с осторожностью.
Десятая книга, которую использовал Феодорит, содержит краткое изложение содержания предыдущих книг и символ веры самого автора в качестве утвердительного опровержения ересей. Вот наиболее важная часть символа, касающаяся Христа:
«Это Слово (Логос) Отец послал в эти последние дни уже не для того, чтобы Его провозгласил некий пророк, чтобы о Нем могли только догадываться из туманной проповеди, но чтобы Оно явилось людям лицом к лицу, чтобы мир увидел Его и почтил; чтобы повеления Его исходили не от лица пророка и не от будоражащего душу ангела, но от Него Самого.
Мы знаем, что Он получил тело от Девы, преобразил ветхого человека новым сотворением и прошел в Своей жизни через все возрасты, чтобы быть законом для каждого возраста, Своим присутствием явить Свою собственную человечность как образец для всех людей
[1475] и тем самым убедить человека, что Бог не творил никакого зла и что человек обладает свободой воли, может сам хотеть или не хотеть и способен на то и на другое. Мы знаем, что Он был человеком одной природы с нами.
Ибо, если бы Он не был одной природы, Он бесполезно призывал бы нас подражать Своему Учителю. Ибо если этот Человек был другой природы, почему Он требует выполнения тех же обязанностей от меня, который слаб? Как может Он быть благим и справедливым? Но чтобы показать нам, что Он такой же, как мы, Он принял служение и согласился страдать от голода и жажды, и отдыхал во сне, и не отказался от Своих страстей, и повиновался до самой смерти, и явил Свое воскресение, принеся во всем этом Свою человеческую природу в жертву как первый плод, чтобы вы, страдая, не отчаивались, понимая, что вы — той же природы и ждете явления того, что отдали Ему
[1476].
Таково подлинное учение о Боге, о греки и варвары, халдеи и ассирийцы, египтяне и африканцы, индийцы и эфиопы, кельты и вы, воинственные латиняне, и все вы, жители Европы, Азии и Африки, которых я призываю, будучи учеником любящего людей Слова и сам любящий людей (λόγου υπάρχων μαθητής και φιλάνθρωπος). Придите и научитесь у меня, Кто есть истинный Бог и каков Его прекрасно задуманный замысел, не нуждающийся в сложных надуманных речах, в пустых домыслах еретиков–плагиаторов, но обладающий простотой неприкрашенной истины. С помощью этого знания вы избежите грядущего проклятия огненного суда и темноты Тартара, которую не пронизывает ни один луч и никогда не освещает голос Слова…
