Джеймс видел, что поладить с Мэри и родителями – значит, смириться со всеми их предрассудками. Он позволял им говорить, а сам придерживал язык. Джеймс отстранился от них, осознав, что между ними нет и не может быть ничего общего. Для него они стали чужими, их взгляды на все отличались даже в мелочах. Точек соприкосновения не было – ни в мыслях, ни в интересах… Приготовления к свадьбе продолжались.
Однажды Мэри решила, что ее долг – поговорить с Джеймсом о его религиозных убеждениях. Некоторые его фразы насторожили ее, и он уже вполне оправился для серьезного разговора.
– Скажи мне, Джейми, – начала она в ответ на слова, показавшиеся ей излишне фривольными, – ты ведь веришь в Бога?
Но Джейми уже хорошо выучил свой урок.
– Дорогая моя, мне представляется, что вера – личное дело каждого.
– Тебе стыдно сказать? – упорствовала она.
– Нет, просто не вижу смысла в обсуждении этой темы.
– Думаю, ты должен сказать мне, раз уж я собираюсь стать твоей женой. Я бы не хотела, чтобы ты оказался атеистом.
– Атеизма больше нет, Мэри. Только очень невежественные люди верят в то, чего не знают наверняка.
– Тогда не понимаю, почему ты боишься мне сказать.
– Не боюсь. Думаю, ты не имеешь права спрашивать. Мы оба исходим из того, что в семейной жизни каждый должен сохранить полную свободу. Раньше брак представлялся мне идеальным, если муж и жена разделяют каждую мысль. Но это все пустое. Наилучший вариант, когда каждый идет своим путем и уважает личную жизнь другого. Полное доверие в сочетании с полной свободой.
– Думаю, это самый благородный взгляд на семейную жизнь.
– Не сомневайся, Мэри, я не посягну на твою личную жизнь.
– Прости, что задала тебе этот вопрос. Это не мое дело.
Джеймс вернулся к своей книге. Теперь он вновь очень много читал, находя, что только так может уйти от повседневной суеты, но когда Мэри удалилась, он выпустил книгу из рук и задумался. Сказанное им позабавило его, но оставило горький осадок. Слова, которые Джеймс так часто слышал от Мэри, прозвучали очень странно, слетев с его губ. Теперь он понял, почему возобладал взгляд на супружество, как на симбиоз двух людей, одному из которых нужна поддержка, а другому – материальное благополучие. Если нет любви, муж и жена должны всеми силами защищаться друг от друга: когда любовь есть, этого не нужно. В основе такого положения парадокс: брак по страсти непристоен, тогда как брак по мотивам целесообразности – возвышенный и благородный.
Бедная Мэри! Джеймс знал: она любит его всей душой (хотя чуткая совесть и стереотипы не позволяли ей стать страстной влюбленной), и вновь признавался себе, что может дать ей только дружбу. Второй раз его потянуло к Мэри из-за физической слабости и чувства благодарности. Если поначалу он и убедил себя, что это любовь, то теперь осознал свою ошибку. Но разве это имело значение? Джеймс предполагал, что они прекрасно уживутся – не хуже, чем большинство людей. И даже лучше, что они не обожают друг друга: страсть не длится всю жизнь. Хорошо, что Мэри холодная и сдержанная, не стремится демонстрировать свою любовь. Ее требования к нему будут сведены к минимуму, работа в приходе и покупка приданого займут у Мэри все время, а он займет свое – книгами.
День свадьбы неуклонно приближался.
Но однажды Джеймс взбунтовался. Случилось это, когда отец сидел рядом с ним.
– Свадебное платье Мэри почти готово, – внезапно сообщил он.
– Так скоро? – воскликнул Джеймс. Сердце его упало.
– Она боялась, что в последний момент что-то случится и его не сошьют вовремя.
– А что могло случиться?
– Я про портниху.
– И только? По-моему, опасность невелика.
Последовала пауза, которую вновь нарушил полковник:
– Я рад, что тебя ждет счастливый брак, Джейми.
Сын не ответил.
– Но человеку всегда чего-то не хватает. Я думал, что буду всем доволен, как только появится определенность с твоей свадьбой. Но теперь мне уже хочется качать на колене внучат.
Лицо Джейми потемнело.
– Мы не сможем позволить себе детей.
– Но они появляются, хочет этого человек или нет. Я увеличу твое ежемесячное пособие. Я не допущу, чтобы вы в чем-то нуждались.
Джеймс подумал: «Если она родит мне детей, я буду ненавидеть их. – А потом с внезапным ужасом, теряя хладнокровие последних недель, взбунтовался против навязанного ему брака. – О, я ненавижу и презираю ее!»
Он больше не мог притворяться – вся его жизнь превратилась в лицедейство. Проявления любви и привязанности стали для Джеймса пыткой, его нервы, как туго натянутые струны, вибрировали от отчаяния. Иной раз он сжимал кулаки, чтобы сдерживаться. Он все время играл. Джеймс спрашивал себя, что за безумие ослепило Мэри, если она не видит этого? Он помнил, как легко и просто они общались до их первой помолвки: проводили рядом долгие часы, не замечая времени, болтали о пустяках, часто молчали, а при этом чувствовали себя совершенно счастливыми. Но теперь Джеймс мучительно подыскивал тему для разговора, любая пауза раздражала его и казалась неестественной. Порой ему становилось невероятно – до зевоты – скучно, и тогда приходилось уходить от Мэри, чтобы не наговорить горьких и ранящих слов. Без книг Джеймс сошел бы с ума. Только слепая могла не видеть этого. Он думал об их семейной жизни. Сколько же она продлится? Годы тянулись бы бесконечно, одинаково монотонные. Есть ли надежда, что они обретут счастье? Рано или поздно Мэри поняла бы, насколько ему безразлична, и как она страдала бы! Но уйти от этого невозможно. Теперь, что бы ни случилось, Джеймс не мог отказаться от брака: слишком поздно. Могла ли прийти любовь? Он чувствовал, что нет. Скорее будет нарастать физическое отвращение, которое он пока пытался подавить, а закончится все тем, что его будет тошнить от вида жены.
Джеймс страстно проклинал судьбу, благодаря которой много раз избегал смерти. Боги играли с ним, как кошка с мышью. Он прошел через бесчисленные опасности, дважды оказывался на границе вечной ночи, и всякий раз его вытаскивали на яркий свет. Он предпочел бы мужественную смерть солдата унизительной жизни и отчаянию. Вражеская пуля спасла бы его от стольких трудностей и несчастья. И зачем он выздоровел от тифа? По иронии судьбы ему приходилось благодарить Мэри за оказанную ему услугу!
– Ничего не могу с собой поделать! – кричал он. – Я ненавижу ее!
Напряжение становилось невыносимым. Джеймс больше не мог скрывать душевную боль, которая убивала его. Но что же ему делать? Ничего! Ничего! Ничего!
Джеймс обхватывал голову руками, кляня себя за слабость. Почему он не осознал, выздоравливая, что это не любовь, а лишь мимолетный порыв? Да, тогда ему хотелось любить ее, хотелось порадовать близких, вот он и предложил Мэри руку и сердце – во второй раз. Но Джеймс уже знал, что такое любовь, и не находил себе оправданий. Ему не хватило мужества устоять перед чувством благодарности.
