Но, увидев Мэри, он почувствовал, что надеяться не на что. Она оставила его равнодушным. Джеймс услышал насмешливые слова миссис Причард-Уоллес: «Просто удивительно, но все младшие офицеры обручаются с такими похожими друг на друга девушками».
И теперь он не знал, что делать. Воспоминания только усиливали нерешительность. Внутренний голос говорил ему: «Подожди, подожди! Что-нибудь может случиться!» Действительно, стоило пустить все на самотек. Возможно – кому ведомо? – через день или два давняя привычка возьмет свое, и Мэри покажется ему такой же желанной, как и в лесу, когда он гулял с ней в последний раз. Джеймс вздохнул, огляделся… Птицы по-прежнему весело щебетали, белка прыгала с ветки на ветку, трава жадно тянулась к солнцу, и легкий ветерок шелестел в кронах деревьев. В солнечный день все живое наслаждалось жизнью, со всех сторон Джеймса окружали радостные, пестрые, разнообразные и беззаботные творения природы. И только печаль не отпускала его.
Глава 4
Вернувшись домой, Джеймс обнаружил, что викарий Литл-Примптона и его жена уже прибыли. Оба маленькие, высохшие, целеустремленные, но совершенно лишенные чувства юмора, – безусловно, прекрасные люди, но чем-то отталкивающие, похожие друг на друга, как две горошины. Никто не знал, чем обусловлено это сходство: двадцатилетней совместной жизнью или именно оно и соединило их. Уверенные до глубины души в своем божественном призвании, – миссис Джексон никогда не признавала, что жена викария стоит несколько ниже самого викария, – эти люди убеждали всех: весь мир принадлежит Богу, а они – его доверенные помощники, поэтому их первейшая обязанность – заботиться о делах ближних. Следует отметить, что они никогда не отлынивали от своих обязанностей. Ни он, ни она не получили хорошего образования, не обладали ни житейским опытом, ни тактом, но, даже не подозревая о том, что у них есть недостатки, они руководили паствой, направляя ее морализаторскими окриками и своим примером. Пусть и неуклюже, они показывали прихожанам, сколь труден путь к вечной жизни. Безусловно, достойные люди, они считали, что беспечность непристойна, постоянно творили добро, даже когда их не просили об этом. В своем рвении эти благочестивые люди не только взваливали на себя лишнюю ношу, но и перекладывали ее на других, полагая, что лишь те, кто несет эту ношу, попадут в рай.
Преподобного Арчибальда Джексона назначили в приход Литл-Примптон, когда Джеймс уже служил в Индии, поэтому он никогда не видел викария.
– Я говорила вашему отцу, – начала миссис Джексон, пожимая Джеймсу руку, – что вы, конечно же, благодарны за все, что даровано вам.
Джеймс бросил на нее взгляд.
– Говорили?
Джеймс не выносил, когда обсуждали вопросы, которые он считал глубоко личными.
– Мистер Джексон спросил, не захочешь ли ты произнести в следующее воскресенье короткую молитву, – уточнила его мать.
– Не захочу.
– Почему же? – удивился викарий. – Думаю, ваш долг – поблагодарить Создателя за благополучное возвращение, и уверен, что в этой благодарности к вам присоединятся ваши родители.
– Наша благодарность не уменьшится, – возразил Джеймс, – если мы не выразим свои чувства перед всей паствой.
Родители Джеймса с облегчением посмотрели на него: они думали точно так же, но, считая викария и его жену своими духовными наставниками, не решились бы отклонить их предложение. Лицо миссис Джексон выразило страдальческое изумление. Она повернулась к мужу, но появление супругов Клибборн и Мэри прервало разговор.
Полковник Клибборн, высокий, с блестящими волосами и кустистыми бровями, никому не позволял забыть о том, что он – кадровый военный. Помимо всего прочего, в этом убеждали его походка и манеры. Служил он в кавалерии и там пришел к выводу, что все, кто принадлежит к этому роду войск, представляют собой высшую ценность. Поэтому в отваге пехотинца Джеймса не было ничего исключительного. Считая себя непререкаемым авторитетом в вопросах ведения войны, он мог рассказать любому, какие ошибки допускались в Южной Африке и каким образом армии удалось бы избежать их. На службе полковник познакомился с английской знатью и называл ее представителей только по имени. Каждый сезон он три недели проводил в Лондоне, обедал поздно, в семь часов, то есть имел все основания причислять себя к тем, кто шагает в ногу со временем.
– Не знаю, что бы они без нас делали в Литл-Примптоне, – говорил он. – Только мы и поддерживаем здесь жизнь.
Но миссис Клибборн не хватало светского общества.
– Здесь я могу общаться только с Парсонсами, – объясняла она мужу. – Они очень хорошие люди… но всего лишь пехота, Реджи.
– Разумеется, всего лишь пехота, – соглашался полковник Клибборн.
Миссис Клибборн считалась полковой красавицей. В пятьдесят лет она слегка располнела, но это ничуть не мешало этой даме использовать оружие, дарованное ей природой, против естественных врагов ее пола. Общение с несколькими поколениями воздыхателей привело к тому, что томные взгляды вошли у нее в привычку, и она уже подсознательно пользовалась ими, даже заказывая товар у мясника или разговаривая с мистером Джексоном. При этом ее тон и выражение лица намекали на то, что речь идет о чем-то нежном и волнующем. У сослуживцев мужа она пользовалась необычайным успехом, потому что относилась к тем любительницам флирта, с которыми не нужно ходить вокруг да около. Сосед за обеденным столом, даже никогда не видевший ее раньше, уже за супом без колебаний говорил ей, что она самое очаровательное создание, а за entrée
[6] – обожает ее.
Войдя, миссис Клибборн бросила взгляд на Джеймса и на несколько мгновений застыла, не произнося ни слова и склонив голову набок.
– Ох, как чудесно! – наконец воскликнула она. – Наверное, теперь мне негоже называть тебя Джейми. – Миссис Клибборн говорила очень медленно, ее голос ласкал слух. Она вновь посмотрела на Джеймса в молчаливом восторге. – Полковник Парсонс, как вы, должно быть, горды! И когда я думаю, что скоро он будет моим сыном! Какой ты худой, Джеймс!
– И как хорошо выглядите вы, дорогая миссис Клибборн!
Все понимали, что ей положено говорить комплименты. Не слыша их, она злилась и портила всем настроение.
Она улыбнулась, чтобы продемонстрировать действительно великолепные зубы.
– Мне хочется поцеловать тебя, Джеймс. Вы позволите, миссис Парсонс?
– Конечно, – ответила мать Джейми, которой совсем не нравилась миссис Клибборн.
Подставив щеку Джеймсу, миссис Клибборн изобразила неземное блаженство, когда он коснулся ее губами.
– Я всего лишь старая женщина, – шепотом сообщила она всем.
Миссис Клибборн редко произносила больше одной фразы кряду, и после каждой на ее лице появлялось соответствующее выражение: игривое, мечтательное, смиренное, как того требовали обстоятельства. Мистер Джексон подошел, чтобы пожать ей руку, и она устремила томный взгляд на него.
