— Поняла.
— Правда? Что насчет фоторазведки? Агентурной разведки? РЭР?
— Слышала такое.
— Что такое «бариевая каша»?
— Ладно, тут ты меня подловил, — сказала Терри, пожав плечами.
— Ты должна это знать!
Бум, бум, бум — я слышал, как стремительно подскакивает мое кровяное давление. У меня не было времени на эти уроки, но и выбора не было.
— Бариевой кашей называют все, что можно отследить по уникальному микроследу — зазубринам, царапинам, отметинам, микроскопическим разрывам, конкретным словам в любом из документов или нарочно сделанной опечатке в теле документа. Зачем? Опираясь на это, мы можем установить происхождение документа, его назначение и/или проделанный им путь. Например: если тебя и твоего мужа в равной степени, но отдельно друг от друга подозревают в шпионаже, я выдам каждому из вас по одинаковому письму или документу для передачи далее, но в твоем в восьмой строке поставлю запятую, а в его — точку с запятой. Большинство людей этого и не заметит. Если документ появится там, где появиться не должен, мы попросим агента проверить, что стоит в восьмой строке — запятая или точка с запятой. Риск минимален, а вероятность отследить преступника высока. Мы постоянно используем бариевую кашу.
— Ладно, — сказала Муди. — Это я поняла. Но когда мне нужно прочитать весь этот шкаф?
— Ну, — ответил я, посмотрев на часы, — сейчас почти полдень. Я иду на обед. Затем я хочу пробежаться вдоль залива. Днем мне нужно поработать с агентом, которого я тренирую, чтобы он смог выдать себя за разочарованного шпиона. Мы собираемся отправить его во враждебную разведслужбу советского блока и проверить, заинтересованы ли они в информации в такое нестабильное время. Полагаю, я вернусь с пяти до шести. Успеешь запомнить содержимое этого шкафа?
— Наварро? — Голос Муди надломился.
— Что?
— Где это говорится в должностной инструкции?
— Что именно?
— Что ты обязан постоянно быть козлом.
Глава 10
Образование Наварро
Поездка по четвертой автомагистрали из центра Тампы до Интернейшнл-драйв в Орландо занимает восемьдесят пять минут — это не так много, но время сейчас особенно ценно. Мы с Муди были напарниками уже две недели, но ей приходилось заканчивать старые дела. Так что мы работали бок о бок только два дня, и это был мой последний шанс подготовить ее к встрече с Родом Рамси. Я не собирался терять ни минуты по дороге.
— Как ты пожмешь ему руку? — спросил я, когда из-под колес грузовика прямо перед нами вылетел кусок резины.
— Наварро!
— Я серьезно. Как ты это сделаешь?
— Что ж, — начала она, — раз уж ты не говорил, что у него нет правой руки, вероятно, я крепко пожму эту самую руку и посмотрю ему в глаза. Затем, возможно, я ненадолго накрою его руку своей левой рукой, чтобы подчеркнуть, как я рада нашей встрече.
— Нет.
— Нет?
— Нет! — чересчур категорично ответил я. — Не делай этого. Ты не должна накрывать чужую руку своей. Так делают политики, потому что они идиоты, но все остальные это терпеть не могут. Ты можешь пожать Роду руку и коснуться его локтя, но не делай этого сегодня.
— Почему?
— Потому что Род еще не заслужил твоего дополнительного прикосновения.
— О господи…
— Первое рукопожатие должно быть чистым, понимаешь? Смотри ему в глаза. Крепко пожимай руку. Как в ФБР. Но не более. Если он пойдет на контакт и даст нам информацию, сможешь прикоснуться к нему снова.
— Где?
Последовавшая пауза была немного тревожной. Судя по выражению лица Муди, она уже сомневалась в своем выборе профессии — или даже обдумывала возможность выпрыгнуть из машины, если мы встанем в пробку. Наконец она вздохнула, сделала глубокий вдох и посмотрела на часы.
— Мы встречаемся с Рамси в шесть, верно?
— Верно. В отеле «Эмбасси Сьютс» на Интернейшнл-драйв.
— Но мы ведь будем там минут через пятнадцать?
— Ага, — кивнул я, взглянув на часы. — Приедем около четырех сорока пяти.
— И что нам делать целый час и пятнадцать минут, пока он не придет? — спросила она таким тоном, что я усомнился, хочет ли она услышать ответ.
— Переставлять мебель. А если повезет, успеем устроить еще одну репетицию.
На этот раз Муди просто вздохнула. Я же решил, что в сложившихся обстоятельствах нам не помешает немного помолчать.
Номер 316 оказался, как я и предполагал, среднего размера, с просторной гостиной. В центре комнаты стояло заказанное мною вращающееся кресло на колесиках. Мы передвинули диван таким образом, чтобы Род сидел в нескольких шагах от двери, и переставили тумбочку и лампу от него подальше. Нам предстояло провести там три-четыре часа, а то и больше. Свет бы его отвлекал. Затем я подвинул единственное кресло в номере так, чтобы Муди сидела наискосок от Рамси.
— Садись, — сказал я и сам плюхнулся на будущее место Рамси.
— Зачем?
— Я хочу убедиться, что твои глаза будут выше его. Так и есть, — заключил я, снова вставая, — если ты не сутулишься.
Я отрегулировал высоту своего вращающегося кресла, а Муди подтащила журнальный столик прямо к дивану.
— Нет, отодвинь его подальше, — велел я.
— Это же журнальный столик. Он нужен, чтобы что-то на него класть.
— Только не этот. В какой-то момент я спрошу Рода: «Хочешь чего-нибудь выпить?» И он ответит — да, потому что к тому времени уже захочет пить. Тогда я скажу: «Встань, возьми со стола».
— Но если мы передвинем журнальный столик, ты окажешься к ближе к столу, чем он, — заметила Муди. — Почему бы тебе не подать ему напиток хотя бы из вежливости?
— Потому что я налаживаю отношения отца с сыном. Когда он захочет в туалет, ему придется спросить у меня разрешения. Если он захочет пить, он будет ждать, пока я предложу, после чего возьмет напиток сам. То же самое — с тобой. Никакой свободы. Никакой простоты. Поэтому он будет сидеть ниже всех в этой комнате и смотреть на нас снизу вверх. Я отец. Ты мать. Не забудь.
— Судя по тому, что ты мне рассказал об этом Рамси, быть его матерью мне не хочется.
— Муди, — сказал я, — контрразведка — это театр на сцене мира. Мы должны все делать правильно — не ради тебя, не ради меня, не ради Бюро, не ради немцев и уж точно не ради Вашингтонского регионального отделения. Мы делаем это, потому что это наша работа — и она не каждому по плечу. Если бы это было дело об ущербе государственной собственности, вопросов бы не возникало. Но это дело о шпионаже. За ним наблюдают все: от наших непосредственных начальников до директора ЦРУ. Я разве не упоминал, что за этим делом следит сам Дэвид Мэйджор из Совета национальной безопасности в Белом доме, а также весь Государственный департамент?
