В конце концов, потеряв целых полчаса драгоценного времени, мы решили проблему и были допущены в святая святых. Там нас встретили женщина и двое мужчин, которые велели нам оставить все, кроме бумаги и карандашей (не ручек), и привели в такое стерильное помещение для работы с секретными документами, какого я в жизни не видел. Когда дверь закрылась, а наши уши привыкли к перепаду давления, наши спутники наконец представились.
Сотрудники АНБ использовали только личные имена: Эмили явно была главной, хотя узнать их должности мы не могли; старший из мужчин назвался Леонардом, а младший, у которого из кармана рубашки торчало сразу три карандаша, — Генри. Я же представил всех членов нашей команды, сообщив имена, фамилии и должности: все мы были специальными агентами, за исключением Марка, который работал старшим научным сотрудником.
Как только я закончил, Эмили сразу перешла к делу. В ее голосе слышались начальственные нотки.
— Спасибо, что приехали. Мы благодарны вам за помощь. Само собой, мы крайне озабочены нарушением интересов АНБ.
— Конечно.
— Леонард и Генри — наши лучшие технические специалисты в этой области и помогут вам с расследованием, проверкой сведений и поиском подтверждений. Если ваш источник не врет, мы никогда еще не сталкивались с одновременным нарушением безопасности такого количества систем. Мы обеспокоены, но в то же время относимся к информации крайне скептически.
— Я бы тоже в ней сомневался, — сказал я, — если бы это был не Родерик Джеймс Рамси.
— Мистер Наварро, вы верите всему, что он говорит? — спросил Генри.
Он сильно нервничал. На его левой брови почти не осталось волос, а кожа вокруг покраснела.
— Нет, — ответил я, — не всему. Моя работа заключается в том, чтобы заставить Рамси раскрыться, зафиксировать [служебное словечко] все его слова и затем проверить их подлинность.
— Понимаю, — сказал Леонард, которому, судя по походке, речи и стилю одежды, было уже под семьдесят. Он был похож на гарвардского математика, работающего в подвальном кабинете без окон, где висят старые, истертые, как заплатки у него на локтях, огромные доски, на которых пишут мелом, а не маркером.
Эмили выглядела напряженной — даже пучок у нее на голове был стянут слишком сильно. По ее манере речи я решил, что у нее несколько докторских степеней, но не в области математики. Скорее всего, она была инженером. Если бы я мог поспорить, я поставил бы на MIT
[33]. Она говорила сквозь зубы, что было типично для жителей северо-восточных районов страны, но при этом стояла, высоко подняв голову и держа руки за спиной. Из этого я сделал вывод, что она, возможно, некоторое время жила в Англии, наример работая в Центре правительственной связи, британском эквиваленте АНБ.
— Мы видели ваши отчеты, так называемые формы FD-302, — начал Генри. — Очевидно, вы записывали все слова Рода. Но слова порой врут. У нас есть к вам ряд вопросов.
— Задавайте.
— Прежде всего скажите, знали ли вы о системах АНБ? О предохранительных устройствах, о…
Я перебил Генри:
— Как я понимаю, вы хотите проверить, не могли ли мои знания ваших «систем» каким-то образом передаться Роду по воздуху? Не отравил ли я источник? Вопрос хороший, но мой ответ — нет. Я никогда прежде не знал об этих системах. Все, что я написал, я узнал от Рода.
Следующей в разговор вступила Эмили. В ее голосе слышалось некоторое высокомерие или академическое превосходство. Я подозревал, что она смотрит свысока на всех, не исключая даже Леонарда и Генри.
— Зачем ему рассказывать вам об этом? Если он действительно так умен, как вы говорите и как подтверждает армейский тест его IQ — хотя этот тест вряд ли можно назвать эталонным способом определения уровня интеллекта, — он не мог не понимать, что дает вам улики против самого себя.
Не успел я ответить, как Рич, который обещал мне молчать, вдруг встал на мою защиту.
— Потому что Джо относится к нему с уважением, — сказал он.
Я взглянул на Рича так, как мой отец смотрел на меня, желая поставить меня на место, и продолжил сам:
— Рич прав, я действительно считаю, что Род меня уважает, к тому же он мне доверяет. Сейчас я, пожалуй, его единственный друг.
— И только? — озадаченно спросила Эмили, не в силах принять доверие в качестве фундаментальной человеческой мотивации.
— Я бы хотел сказать больше, — ответил я, — но этим дело и правда ограничивается. Я ему нравлюсь, и мы неплохо ладим.
По лицу Эмили я понял, что это шло вразрез со всеми принципами допроса, которые она почерпнула из телепередач, а возможно, и со всем ее пониманием человеческой природы. АНБ нанимало инженеров и математиков. Они все были экспертами по вычислениям и абстрактным мирам, но не слишком хорошо разбирались в социальной инженерии. Если бы я сказал Эмили, что одной из причин, по которым Род признался мне во всех своих грехах, даже рискуя собственным благополучием, было то, что я помог ему избавиться от триппера, возможно, она бы и вовсе упала в обморок от шока.
Леонард Старший, как я успел его прозвать, оторвался от своих заметок и продолжил расспросы. Я подумал, что эти ребята готовились к разговору не меньше моего, вот только я задавал такие вопросы подозреваемым и обвиняемым в преступлениях.
— Род утверждает, что предохранительные устройства были скомпрометированы. Он хоть раз описывал их — рассказывал, как они выглядят?
— Да, и у вас есть эти данные, однако мы не знаем, насколько точны его описания. Мы запросили копию в целях обеспечения доказательной базы, но пока не получили никаких документов, которые позволили бы нам подтвердить его слова.
Прежде чем задать следующий вопрос, Генри взглянул на Эмили, и нам всем пришлось вытерпеть неловкую паузу, пока она наконец не кивнула ему в ответ.
— Что ж, — сказал Генри, — само собой, мы изучили ваши отчеты. Должно быть, Рамси действительно видел эти материалы и инструкции к ним. В этом у нас сомнений нет. Но точно ли они попали в руки противника?
— Все, что крали Род, Конрад и неизвестные подельники по просьбе Конрада и Рамси, продавалось за границу, порой даже не раз. Такой ответ вас устроит?
Похоже, ответ их устроил, поскольку трое сотрудников АНБ переглянулись, с трудом скрывая свой страх. Если бы они еще плотнее сжали челюсти, зубы не выдержали бы.
— Что насчет ламинированных указателей подлинности сообщений с разрешением на применение ядерного оружия? — продолжил Генри. — Думаете, он украл и их?
— Да, Генри. Я думаю, что они и были его основной целью, основным источником дохода. Поэтому он оставил один себе — он должен был стать предметом его последней сделки. Но затем он запаниковал и уничтожил его, когда я появился. Он в мельчайших подробностях описал, как именно уничтожал эту вещь. Поэтому у меня нет оснований ему не верить, даже если эти сведения вгоняют здоровенный гвоздь в крышку вашего гроба.
