– Мне всегда хотелось увидеть Флоренцию, – призналась Китти.
– Только без меня, – сказала Луиза. – У меня от искусства голова болит.
– А вот этого при Ларри говорить не надо, – встрял Эд. – Он хочет быть художником, когда вырастет.
– А вы кем хотите стать? – спросила Луиза.
– О, я вообще расти не буду.
– У Эда все получится, за что бы ни взялся, – попытался объяснить Ларри. – И тут ничего не поделаешь. Он любимчик небес.
Эд с ухмылкой кинул в него кусочком хлеба:
– Те, кого любят небеса, умирают молодыми.
После того как они наелись и напились, Луиза достала фотоаппарат «Брауни» и велела сесть поближе:
– Китти, ты давай посередине.
– Терпеть не могу фотографироваться, – проворчала Китти.
– Это все от тщеславия, – назидательно произнесла Луиза. – Будь как Эд, ему вон все равно.
Эд опустился рядом с Китти, обхватив колени. Его голубые глаза рассеянно смотрели в никуда, а плечо касалось руки Китти, но он будто не замечал этого. Ларри уселся по другую сторону от Китти по-турецки, упершись руками в плед.
– Улыбочку, Ларри, – попросила Луиза.
Ларри улыбнулся, затвор фотоаппарата щелкнул. Луиза начала отматывать пленку:
– Ну что ты будешь делать! Последний кадр, оказывается. – Но тебя тоже нужно сфотографировать, – расстроилась Китти.
– Пленки не осталось.
– Вместо фото сделаем воспоминание, – предложил Эд.
Все посмотрели на него с удивлением.
– И что это значит? – спросила Китти.
– Даже не знаю, – ответил Эд. – На голове постоим, на луну повоем.
– Китти могла бы нам спеть, – предложила Луиза, – у нее потрясающий голос. Раньше она солировала в церковном хоре.
Эд бросил на Китти пристальный взгляд:
– Да, пусть Китти нам споет.
Китти покраснела:
– Вам вряд ли понравится.
Эд поднял руку, будто голосуя. Он по-прежнему пристально смотрел на Китти. Поднял руку и Ларри. И Луиза тоже.
– Единогласно, – сказал Эд. – Теперь придется петь.
– А как же музыка? – запротестовала Китти. – Я не могу петь без аккомпанемента.
– Все ты можешь, – оборвала ее Луиза, – я уже слышала. – Ладно, но я не могу петь, когда на меня все смотрят.
– Мы закроем глаза, – предложил Ларри.
– А я нет, – сказал Эд.
– Ну и ладно, – сдалась Китти, – тогда я закрою.
Она поднялась, немного постояла, собираясь с мыслями; остальные с удивлением смотрели на нее, внезапно осознав, что Китти отнеслась к шутке серьезно.
Китти закрыла глаза и запела:
Безбрежная гладь,
Ни брода, ни мо́ста,
И крыльев нет —
Перенестись.
Где взять мне лодку,
Чтоб все стало просто —
Мы станем с любимым
Вдвоем грести.
У нее был высокий, чистый, искренний голос. Ларри перевел взгляд на Эда и заметил на лице друга прежде не виданное выражение. «Ну вот, – подумал он, – Эд влюбился».
Есть в мире корабль,
Что летит над волною.
В глубокие воды
Он может зайти.
Вот только любовь
Глубже, чем море.
Плыву иль тону?
Ответ не найти.
И, будто очнувшись от сна, Китти открыла глаза и увидела, что Эд смотрит на нее не мигая. Смутившись, она пожала плечами:
– Дальше не помню.
– Мне кажется, ты ангел, – сказал Эд.
– Я на небеса не тороплюсь.
А потом они все лежали на пледе, в пятнах света и тени. Облачка проносились в небе, словно парусники, подгоняемые ветром. А выше их, завывая, пробирался к Лондону одинокий самолет.
– Меня уже тошнит от войны, – прервала тишину Луиза. – Раньше мир был так прекрасен. Теперь кругом сплошное уродство.
– Чем ты занималась до войны, Луиза?
– Ничем особенным. В тридцать девятом, как полагается, вышла в свет. Глупо получилось. Я терпеть не могла, когда меня заворачивали в пестрые тряпки, точно подарок, и заставляли улыбаться скучным дяденькам. А теперь это вспоминается как сказка.
– А я благодарен войне, – признался Ларри. – Она спасла меня от бананов.
– Рано радуешься, – возразил Эд, – бананы до тебя еще доберутся.
Компания отозвалась смехом.
Китти спросила, о чем это они, и Ларри рассказал о своем дедушке Лоуренсе Корнфорде, в честь которого его назвали. Дед основал компанию «Элдерс & Файфс» и придумал голубую наклейку на бананы. Именно он первым разрекламировал эти фрукты и в дальнейшем прослыл банановым королем.
– В начале Первой мировой у нас было шестнадцать кораблей, и адмирал флота призвал деда помочь родине. Дед тогда ответил: «Мой флот – в полном распоряжении моей страны». Тем адмиралом был Людвиг фон Баттенберг, отец Маунтбеттена. Так что я попал в Штаб совместных операций по знакомству.
– У бананов длинные руки, – ухмыльнулся Эд.
– По-моему, замечательный бизнес, – отозвалась Китти. – А многие смеются. Притом что некоторые страны, Ямайка например, выживают только за счет банановой торговли, – сказал Ларри. – Так вот, голубая наклейка в свое время стала настоящим прорывом. Никто и не думал помечать фрукты, пока этим не занялся мой дед. Отыскать подходящий клей и уговорить упаковщиков лепить наклейки оказалось не так-то просто. Но дед сказал: «Наши бананы – самые лучшие, и когда люди это поймут, то будут высматривать голубую наклейку». Так и вышло.
– Теперь компанией управляет его отец, – добавил Эд. – Угадайте, кто следующий.
– К сожалению, отца я несколько разочаровал, – вздохнул Ларри.
– Вроде бы есть такой сорт бананов – «кавендиш»? – спросила Луиза.
– Конечно, – подтвердил Ларри. – Герцог Девонширский вывел их в пакстонской оранжерее Чатсуорт-хауса.
– Мы с ним родственники, – сообщила Луиза.
– Тогда тебе есть чем гордиться. Бизнес моего деда начался с импорта канарских «кавендишей».
– Чем же ты разочаровал отца, Ларри? – спросила Китти.
– Тем, что решил стать художником. Отец надеялся, что я пойду по его стопам и унаследую фирму. Но главным образом он боится, что я не смогу заработать на жизнь.
– У Ларри дар, – сказал Эд.
– Ты моих работ со школы не видел.
– Ну хорошо, тогда у тебя был дар. Советую гнаться за мечтой.
– Порыв и слава, да, Эд?
– Бей сильней, рази глубже. – Его слова, произнесенные в небрежной манере, лениво повисли в воздухе.
