– О! – Джеральдина закрыла лицо руками. – Что с тобой? Во что ты превратился?
– Ты права, – произнес Ларри, – Китти мне не достанется даже ценой бессмертия души. Но дело не в Китти. Дело во мне и в тебе.
Она ждала, не отнимая рук от лица. Сомнений у него больше не осталось. Каким-то образом смерть отца и утрата компании дали ему свободу.
– Мы с тобой должны расстаться. Ради меня и ради тебя. Я поделюсь с тобой всем, что имею. Я отдам тебе этот дом. Ты не будешь бедствовать. Мы оба должны начать заново.
Джеральдина заплакала.
– Мне жаль, что я не оправдал твоих ожиданий, – сказал Ларри, – мне жаль, что я подвел тебя. Я многих подвел. Я постараюсь измениться к лучшему.
– Пожалуйста, Ларри. – Джеральдина вдруг успокоилась. – Пожалуйста, пообещай мне одно. Поговори со священником.
– О моем браке? Что священник может знать о браке?
– Священник знает волю Божью.
– Воли Божьей не знает никто. Ни священники. Ни папа римский. Ни сам Бог. У Бога нет воли. Бог есть лишь слово, которым мы обозначаем все сущее и нашу надежду на то, что у всего этого есть смысл. Но больше ничего нет. Только надежда.
– Ты сам знаешь, что не веришь в это.
– Кто знает, во что я теперь верю? Все меняется.
Джеральдина молчала. Ларри не смотрел на нее, стыдясь и боясь взглянуть ей в глаза. Собственное тело казалось ему скованным и грузным.
– Ларри?
– Да?
– Мне страшно.
Тогда он посмотрел на нее. Джеральдина стояла перед ним, скрестив руки на груди и опустив голову, как ребенок, готовый к наказанию.
– Не надо так, – произнес он печально.
– Да что же со мной не так? Почему никто меня не любит?
– Это неправда. Неправда.
– Почему я так одинока? Что я натворила, чем заслужила? Пожалуйста, скажи мне. Я постараюсь больше так не делать.
– Ничего ты не сделала, милая. Ничего.
Ни обиды, ни попытки решить проблему. Лишь мягкость, вызвавшая в нем жалость. Но это ничего не меняет.
– Иногда что-то просто не получается. Вот и все.
40
Китти шла впереди, девочки бежали следом.
– Это здесь? – кричала Памела. – Это здесь?
Эд и Ларри с корзинками и пледами замыкали процессию. Оставив машину внизу, в Глинде, компания отыскивала, где восемь лет назад устраивала пикник.
– Нет, – крикнула Китти, – дальше. Среди деревьев.
В золотом октябрьском свете рыжие склоны Даунс исподволь переходили в красноватые лоскуты полей. Китти ликовала, потому что приехал Ларри, а Эд был сегодня в настроении. Вот они медленно поднимаются на холм и смеются, как и много лет назад.
– Здесь! – воскликнула Элизабет. – Нашла!
Малышка стояла у края рощицы.
– Тут кругом крапива! – возмутилась Памела. – Фу!
– Чуть дальше, – показала Китти.
Она помнила все до мелочей. Ничего не изменилось. Кроны деревьев, высящихся по-над склоном, куда реже, чем в тот день, но тогда был июнь, самое начало лета. Догнав девочек, Китти подтвердила, что они наконец на месте.
– Это я его нашла! – похвасталась Памела.
Элизабет, разумеется, была другого мнения:
– А вот и нет!
Но ссоры не последовало – обе были счастливы, потому что скоро пикник и с ними отец и Ларри.
Элизабет сразу же уселась в центре расстеленного пледа. Из корзины извлекались лакомства:
– Сэндвичи с патокой! Мясо!
– Это холодная баранина, милая.
– Мамочка, можно мне сидра?
– Нет, Памела. Есть апельсиновый сок.
– Ты уверена, что мы были именно здесь? – спросил Ларри.
– Абсолютно. Ты сидел там. Я здесь, а Луиза – здесь.
– Бедная Луиза. Мне кажется, это нечестно.
– Тебе правильно кажется, Китти, – отозвался Эд. – Когда до тебя наконец дойдет, что жизнь вообще нечестная штука.
Ларри ухмыльнулся:
– Как там было? Порыв и слава?
– Что-то насчет стрелы в полете, – вспомнила Китти.
– Господи! – воскликнул Эд. – Неужели я такое говорил?
Ларри наполнил кружки и встал.
– Мои дорогие друзья, – начал он. – Дети моих дорогих друзей.
Памела улыбнулась:
– Ты смешной, Ларри.
– Вы видите, я бедное голое двуногое животное…
– Ты не голый, – возразила Памела. – На тебе одежда.
– Тише. Это говорит король Лир в степи. Он, как и я, все потерял: ни работы, ни отца, ни жены.
– А что, у Лира была жена? – встрял Эд. – Ну да, королева Лир, нарожавшая ему таких дочерей. Правда, о ней мало что известно.
– Обязательно надо перебивать? Я тут, можно сказать, душу изливаю, а ты…
– Продолжай, Ларри, – сказала Китти.
– Вот это, собственно, и есть человек. – Ларри поднял кружку с сидром. – Неприукрашенный человек. Долой, долой с себя все лишнее! – Он посмотрел на девочек. – В пьесе в этот момент он раздевается догола. Я над вами сжалюсь. Мой тост – выше чары!
Все с готовностью встали и подняли кружки.
– Мой тост – за свободу!
– За свободу! – закричала вся компания.
А потом уселась и принялась за еду.
– Как жалко, что ты потерял работу. – Китти повернулась к Ларри: – Ты ведь так ее любил.
– Все кончено, – ответил Ларри, жуя вареное яйцо. – Унесено ветром.
– Он рад как дембель, – ухмыльнулся Эд. – Потому что свалил от Джеральдины.
– Эдди! – одернула Китти.
– Знаешь, мы ее терпеть не могли, – бесстыдно заявил Эд. – Джеральдина была… – Ларри взмахнул вилкой. – Джеральдина есть. Джеральдина будет.
Китти разобрал смех.
– Вот вам и Джеральдина!
– Чем теперь займешься? – поинтересовался Эд. – Станешь жить в праздности и богатстве?
– Ни за что! – возмутился Ларри. – Я не такой праздный, да и не настолько богатый. Буду искать работу. В поте лица стану есть хлеб свой.
– Фу! – воскликнула Элизабет и тут же глянула на Памелу – удостовериться, что все поняла правильно.
– В таком случае, – сказал Эд, – есть идея. Может, Китти уже сказала тебе, что мои труды на ниве винной торговли подошли к естественному финалу. Не хочешь занять мое место? Выкупил бы мою долю, а? У меня будут деньги, у тебя работа.
