Ларри потягивал остывающий крепкий чай и чувствовал, как вместе с возвращающимися силами подступает чувство стыда. Он опустил голову, плечи затряслись от задушенных всхлипов. Он плакал от ужаса, усталости и бессмысленности, но главное – от собственного морального падения. Хотелось молить о прощении, но кого? Он жаждал утешения, но не верил, что заслужил его.
– Ларри?
Он поднял мокрое от слез лицо. Перед ним стояла Китти.
– О Ларри!
Он даже в темноте разглядел, что она перепугана.
– Ты ранен?
– Не смертельно, – ответил он.
Ларри поднял руку, чтобы стереть со щек слезы. Китти подхватила соскользнувший плед:
– Пойдем, там есть кровати.
Он позволил ей отвести себя в ближайший пакгауз, переоборудованный в полевой госпиталь. Китти передала Ларри сестрам, которые тут же уложили его в постель и, осмотрев и перевязав рану на ночь, пожелали скорейшего выздоровления. Китти вернулась и, присев рядом, взяла его за руку.
– Я видел там Эда, – сообщил Ларри. – Он герой. Настоящий герой.
– Он не вернулся, – тихо произнесла Китти.
– Почему? – Глупость вопроса дошла до Ларри еще прежде, чем он успел закрыть рот. Почему-то он не сомневался, что Эд выживет.
– Пропал без вести, – объяснила Китти.
– Но я его видел!
– Пропал без вести, – пояснила Китти.
– Но я его видел!
Ларри сказал было, что Эд выжил, ведь он неуязвим, но тотчас спохватился: какая чушь! Все как раз наоборот: Эд безумно рисковал. Как он вообще мог выжить?
– Он не вернулся, – повторила Китти надтреснутым голосом.
Ларри закрыл глаза.
– Многие не вернулись, – тихо сказала Китти, – но хотя бы ты здесь.
11
– Потрясающе! Первоклассно! – Адмирал Маунтбеттен кругами ходил по комнате, восторженно размахивая руками. – Я хочу услышать все в подробностях.
Ларри Корнфорд стоял, опираясь на трость, чтобы не перегружать правую ягодицу, из которой извлекли пулю. В комнате кроме них находился только Руперт Бланделл. Ларри понятия не имел, как, какими словами рассказать командующему о битве в Дьепе. Прошло более двух месяцев, но ему казалось, будто минула сотня лет.
– Я правда не знаю, что сказать, сэр.
– Понимаю, понимаю! – воскликнул Маунтбеттен, обращая на него напряженный и внимательный взгляд. – Все так говорят. Когда подо мной потонул «Келли», я думал, никому не понять, каково это. Никому. Но потом я как-то разговорился с Ноэлом, и знаешь, что он сделал? Он сделал из этого фильм! Отличный фильм, черт возьми! Выйдет на экраны через пару недель. Сходи глянь. Если хочешь, достану билеты.
– Спасибо, сэр, – поблагодарил Ларри.
– Ты ведь был на пляже в Дьепе?
– Да, сэр.
– Вот и славно. Это мне и надо: настоящий, неприкрашенный отчет простого пехотинца. Говорят, что урок, полученный от операции «Юбилей», бесценен и сократит войну на несколько лет. Кроме того, высадка выманила люфтваффе из нор, так что наши смогли надрать им задницы. Меня уже и Уинстон по спине похлопывал, и Эйзенхауэр радовался, как ребенок в кондитерской. Но как бы то ни было, все решили смертники-пехотинцы.
Ларри не знал, что ответить.
– Смертников-то многовато оказалось, да?
– Да, сэр.
– На войне как на войне. Слышал про подразделение Ловата? Все как по книжке. Значит, канадцами мы можем гордиться, так ведь?
– Да, сэр.
– Жуткая резня, как сказал Уинстон.
– Да, сэр.
– Когда с твоим отцом увидимся, я ему расскажу, Ларри. Ты решил пойти под пули. Хоть и не был обязан. Я такие вещи не забываю. Твое имя в списке представленных к награде.
– Нет, сэр, – вдруг разволновался Ларри, – я ничего не сделал, сэр. Только высадился, пробыл на пляже два или три часа, и все. Я не заслуживаю того, чтобы меня отметили выше остальных. Чем хоть кого-то из остальных.
Маунтбеттен продолжал внимательно его разглядывать.
– Понимаю, – сказал он. – Похвально.
– Если вы составляете списки, сэр, то одного человека обязательно нужно представить к награде. Лейтенант Эд Эйвнелл из сорокового диверсионно-десантного батальона морской пехоты. Я видел, как он под непрерывным огнем носил раненых к лодкам. Он спас как минимум десять жизней.
Маунтбеттен повернулся к Руперту Бланделлу:
– Отметь, Руперт.
– Еще один из наших, сэр, – отозвался тот.
– Что с ним случилось? – Маунтбеттен снова повернулся к Ларри.
– Пропал без вести, сэр.
– Записал, Руперт?
– Да, сэр.
– И нужно записать еще кое-что. – Маунтбеттен кивком указал Бланделлу на Ларри: – Вот человек, который вызвался на передовую, в самую гущу сражения, получил пулю, а рассказывает лишь о том, как геройствовал другой солдат. Ноэл оценит. – Он протянул Ларри руку: – Горжусь таким сотрудником!
Руперт Бланделл, провожая Ларри по коридору к выходу, шепнул:
– Он ведь не идиот. Сам понимает, что вышла полная хрень. Даже спрашивал меня, не подать ли в отставку.
– А ты что?
– Сказал, все зависит от причин провала. Внешние они или внутренние. И извлек ли он урок.
– Боже, Руперт, ты прямо его духовник.
– У нас странные отношения. Но он человек необычный. Тщеславен, как ребенок, но на самом деле застенчивый и добросердечный. Эдвина совсем другая. А для него главное – ее одобрение. Которого не так-то просто добиться – у Эдвины высокая планка.
– Эдвина Маунтбеттен? Эта пустышка?
– Согласись, любой человек куда сложнее, чем кажется.
Уже в дверях, прощаясь с Ларри, он добавил:
– Ты это серьезно насчет Эда Эйвнелла?
– Абсолютно. – Я прослежу.
* * *
Армейский лагерь в парке Иденфилд-Плейс теперь напоминал брошенный город. Из двенадцати сотен человек, что отправились отсюда атаковать Дьеп, вернулось чуть более пятисот. Но и они уехали, чтобы присоединиться к другим частям канадской армии на новых квартирах. Полки в войсковых лавках опустели, из обеденных палаток унесли столы и стулья, канадский флаг спустили с флагштока на строевом плацу.
Ларри медленно брел по главной улице, прихрамывая и опираясь на трость. Вернувшись в Иденфилд за пожитками, оставшимися в фермерском доме, где его расквартировали, он решил почтить память тех, кто не вернулся назад.
И вот теперь шел по липовой аллее к пруду. К домику, где он впервые увидел Китти. Теперь тот солнечный день кажется далеким прошлым. Думать о Китти было нельзя – иначе сразу вспомнишь об Эде, о том, что тот, возможно, погиб на пляже у Дьепа. От одной этой мысли Ларри охватило смятение. Он покачал головой, отгоняя постыдную надежду.
