– Я думал, что оставил.
У вокзала в Льюисе их ждала темно-зеленая «уолсли-хорнет».
– Джордж купил ее в тридцать втором. Ну разве не красавица?
Осторожно ведя машину по обледенелой декабрьской дороге в Иденфилд, Китти говорила:
– Увидишь, Эд сильно изменился.
– Понимаю – ему, должно быть, трудно перестроиться.
– Посмотрим, что ты скажешь, когда вы встретитесь.
Ларри смотрел в окно на знакомые холмы Даунс.
– Помнишь дом, где ты был расквартирован? – спросила Китти. – Джордж предлагает его нам за сущие гроши.
– У вас мало денег?
– У нас их вообще нет. Живем на дембельскую пенсию Эда. А точнее, мы живем за счет Джорджа и Луизы. Эд ищет какую-нибудь работу поблизости, но, похоже, без особого энтузиазма.
– У него же, черт возьми, Крест Виктории! Где же благодарность родины?
– Государство платит кавалерам Креста по десять фунтов в год. И то лишь тем, кто уволился со службы. Предполагается, что у офицеров есть собственные источники доходов. – Она свернула на дорогу, ведущую в Иденфилд-Плейс. – Подожди, скоро увидишь Пэмми. Она стала настоящая папина принцесса.
Луиза уже встречала Ларри. Следом, подслеповато моргая, вышел Джордж, он приветственно кивал. Гарет, слуга, принял у Ларри небольшой чемодан и сумку и отнес в подготовленную для гостя спальню. В гостиной уже ждал чай.
– В прошлый раз церемоний было, помнится, поменьше, – заметил Ларри.
– А я скучаю по канадцам, – признался Джордж. – С ними было весело.
– Где Пэмми? – спросила Китти.
– С Эдом, гуляют где-то, – ответила Луиза. – Скоро должны вернуться.
Не дождавшись Эда, Ларри и Китти сами пошли его искать.
– Они, наверное, в роще за прудом, – предположила Китти. – Если не полезли на Даунс.
– Здесь я тебя впервые увидел, – заметил Ларри, когда в сгущающихся сумерках они проходили мимо домика на пруду.
– За чтением «Миддлмарча».
На другом берегу пруда показался Эд с Памелой на плечах. Он крепко держал ее за обе ноги.
– Господи! – вырвалось у Ларри. – Как же он отощал!
Заметив жену и друга, Эд вприпрыжку помчался им навстречу. Малышка заверещала от ужаса и восторга. Наконец, тяжело дыша, он опустил ее на землю.
– Ларри! Старина! – Глаза его сияли, он крепко стиснул руку друга.
– Я бы и раньше приехал, – смутился Ларри, – но не знал, в каком ты состоянии. Только погляди! Ты похож на привидение!
– Я и есть привидение. – Эд встретился глазами с Китти и улыбнулся. – Нет, конечно, я совсем не привидение. И у меня есть дочка – видишь, какая?
Памела с любопытством смотрела на Ларри: почему это папа так ему обрадовался?
– Привет, Памела!
– Привет, – ответила девочка.
– Пошли в дом, – предложила Китти. – Пока чай остался.
Эд обнял друга за плечи:
– О Ларри, Ларри, Ларри. Как же я тебе рад!
– Я тоже рад, старик. Было время, я даже не знал, увидимся ли мы снова.
– Надеюсь, ты рассчитывал встретить меня в раю. Или меня туда не пустят?
– Тебя там встретят с фанфарами, Эд. Ты настоящий герой! – Вот только этого не надо.
– Ладно тебе. Я был на том пляже.
– Не хочу об этом говорить. – Эд снял руку с плеча Ларри. – Расскажи о себе. Чем живешь – искусством или бананами?
– Пока что первым. Я поступил в колледж Кембервелл. Решил заняться ремеслом серьезно.
– Надеюсь, ты им и несерьезно продолжишь заниматься. Искусство должно быть в радость.
– Это не радость, Эд. Это глубокое счастье.
Эд, остановившись, посмотрел ему в глаза:
– Вот за что я бы отдал все на свете.
Позже, в отведенной ему уютной большой комнате над органным залом, с окном на запад, Ларри неспешно переодевался к ужину и думал о Китти. Его пугало то, как он по ней скучает и как радуется, когда она на него смотрит. Но раз ему досталась роль ее верного друга – ее и Эда, значит, он сыграет эту роль.
За ужином Ларри имел случай наблюдать странные отношения Джорджа и Луизы. У нее вошло в привычку говорить о супруге в его присутствии так, будто тот не слышит.
– Что там Джордж с вином возится? Он неисправим! Иногда я удивляюсь, как он по утрам из кровати выбирается. Такого копуши еще поискать.
– Вино на столе, дорогая.
– И салфетку не заправил. Вот увидите, весь галстук в соусе измажет.
Джордж покорно засунул салфетку за воротник и сквозь толстые стекла очков покосился на Ларри:
– Это что-то с чем-то, а?
Эд к еде едва прикоснулся – Ларри перехватил тревожный взгляд Китти на тарелку мужа. Тем временем Луиза отчаянно сокрушалась по поводу карточек на бензин:
– Говорят, норму увеличили, но все равно – четыре галлона в месяц! На таком далеко не уедешь.
– Боюсь, плохи наши дела, – ответил Ларри. – В смысле, дела этой страны.
– Только не надо ныть! – воскликнула Китти. – Вспомните, как это было страшно, когда каждый день беспокоишься, живы твои близкие или нет.
После ужина Эд ускользнул, не сказав ни слова. Луиза и Джордж уселись «играть в пелманизм», за которым привыкли коротать вечера. Луиза раскладывала карты рубашками вверх на длинном столе в библиотеке.
– У Джорджа на удивление хорошая память на игральные карты, – заметила она. – Видимо, оттого, что он так часто разглядывает географические.
Китти и Ларри, оставив их вдвоем, сбежали в Западную гостиную – маленькую, уютную, с семейными портретами поверх зеленоватых обоев и глубокими креслами, обитыми вощеным ситцем. Пару секунд Китти молча смотрела на Ларри, и он тоже молчал, боясь спугнуть эту чудесную близость.
– Ну, – произнесла она наконец.
– Кажется, он не в лучшей форме.
– К врачу идти не хочет. Вообще не хочет никого видеть. – А с тобой он как? – спрашивает Ларри.
– Добрый, нежный и любящий. Ты видел, какой он с Пэмми. Но в основном предпочитает быть один.
– И чем он тогда занимается?
– Не знаю. По-моему, ничем. Просто думает. А может, даже не думает. А хочет побыть один, чтобы отключиться.
– Похоже на нервный срыв.
– В лагерях ему пришлось пройти через ад. Четыреста одиннадцать дней он провел в наручниках.
– Господи! Бедняга.
– Я уже не знаю, что и делать. – Она то и дело стискивала руки и потирала их, словно пытаясь избавиться от невидимого пятна. – Ты поможешь нам, Ларри?
