– Но ты это любишь?
– Что?
– Твои картины. Живопись. Ты любишь все это?
– Очень.
– Вижу, в этом у тебя нет сомнений.
– Пап, ты спрашиваешь, люблю ли я писать. В этом я уверен. Только этим я и хочу заниматься. Но ни в чем другом я не уверен. Что я пишу хорошо. Что когда-нибудь смогу зарабатывать этим на жизнь.
– Но ты это любишь.
– Да.
– Это бесценно, Ларри. Это дар Божий. – Корнфорд-старший решительно встал, подошел к бюро и принялся листать свои бухгалтерские книги. – Вот что. Я увеличу твое довольствие на сто фунтов в год. Плюс беру на себя оплату жилья для этой юной леди. Будешь ты жить вместе с ней и на каких условиях, дело исключительно твое. Как тебе такой вариант?
– О отец!
– Я пытаюсь подойти к вопросу разумно, Ларри. Не мне тебя судить.
– Я думал, ты заставишь меня работать в компании.
– В наказание? Нет, Ларри, компания – не исправительная колония. Если ты когда-нибудь решишь работать в компании, то это будет твой собственный выбор.
– Прямо как жениться.
– Да. Именно так. – Он протянул сыну руку.
Ларри стиснул его ладонь.
– Сообщи мне, что надумаешь.
* * *
Ларри ехал назад, и снова его терзали противоречивые чувства. Отцовская щедрость привела его в восхищение – но и растерянность. Только теперь он осознал, что мчался домой за ответом, как жить дальше. Не в силах принять решение самостоятельно, он устремился к тому, что с детства было его опорой: к семье и вере. Отцовский дом Ларри покинул исполненным силы и свободы, но в то же время более одиноким и удрученным.
Почему другим людям так просто принимать решения? Неужели они совсем не сомневаются? Взять хоть Эда и Китти. Они встретились дважды – дважды! – и сразу решили пожениться. И сам он тогда не был удивлен: чтобы понять, что любишь, достаточно мгновения. Военное время неслось стремительно, а будущее казалось слишком туманным. Но вот наступил мир, будущее просматривается на долгие годы вперед, и никто уже точно не знает, чего хочет.
Так, может, сам поиск уверенности – порочен? Если уверенность невозможна, то зачем к ней стремиться? Вероятно, желание жениться – явление мимолетное, порожденное случайным набором фактов, и лишь за долгие годы оно перерастает в уверенность. В таком случае для того, чтобы принять решение, необходим лишь некий внешний стимул. А есть ли стимул более естественный, чем ожидание ребенка? В некоторых странах считается, что помолвка не заключена, покуда девушка не забеременеет. Именно это, а не секс является смыслом брака.
Но как же любовь?
По-прежнему терзаемый сомнениями, Ларри свернул на свою улицу. Нелл уже ждала его на крыльце.
– Представляешь? – Она ухмылялась от уха до уха. – Я заходила к Юлиусу. Он сказал, все твои картины проданы!
– Проданы! Кому?
– Какому-то анонимному покупателю. Правда, здорово? У тебя появился свой коллекционер. Как у настоящего художника!
– Невероятно.
– Вообще, а?
Ларри ликовал. Его картины желанны. За них платят – есть ли подтверждение более весомое? Похвала – в сущности, пустой звук. А вот живые деньги платит лишь тот, кто правда ценит его работу!
Прислонив велосипед к стене, он обнял Нелл. Как она рада за него! Сама в непростой ситуации, а думает лишь о нем!
– Не могла дождаться, чтобы сказать тебе. Сидела тут на ступеньках и радовалась как ненормальная.
– Потрясающе. – Он поцеловал ее. – Поверить не могу. – Нужно отметить, – предложила она.
– А твое послание?
– А-а, – улыбнулась она. – Сумел достать его, не разбивая пузырька?
– Нет. Пришлось разбить.
– Я так и предполагала.
– Не надо было убегать.
– Правда?
Она улыбалась в его объятиях, такая забавная и красивая, и его картины проданы, и солнце сияет, и внезапно все стало так просто.
– Выходи за меня, Нелл.
Она молчала, продолжая улыбаться. Нет, не так все должно происходить.
– Нелл? Я задал тебе вопрос.
– А, так это был вопрос?
– Я хочу, чтобы ты вышла за меня.
– Может быть, – бросила она, – я подумаю.
– Ты что, не хочешь?
– Возможно. Я не уверена.
– Ты не уверена!
– Ну, мне только двадцать.
– Почти двадцать один.
– Но я действительно люблю тебя, Лоуренс.
– Ну так в чем дело?
– Просто я сомневаюсь, подхожу ли тебе.
– Конечно, подходишь! – Ее сомнения освободили Ларри от собственных. – Ты – то, что надо. Ты добрая. Ты не перестаешь меня удивлять и делаешь меня счастливым. Как я буду жить без тебя?
В этот момент она на него посмотрела так странно, что перед ним впервые открылась неведомая часть ее души: пугливая, ранимая. Ее взгляд словно молил: обещай, что не обидишь меня.
– Понимаешь, – объяснила она, – у девчонок все иначе.
– В каком смысле?
– У тебя есть твои картины, карьера и прочие вещи, важные для мужчин. А у нас – только муж и дети. Поэтому так важно все сделать как надо.
Нелл присела на ступеньку, он сел рядом, взял ее за руку.
– Так давай вместе сделаем все как надо, – предложил он.
– Сегодня ведь решать не обязательно?
– Нет, если ты не хочешь.
– Я сама плохо представляю, чего хочу, – призналась она. Ларри даже растерялся:
– Но я думал… – Он замолчал, чтобы не сказать глупость.
– Ты думал, что все девчонки стремятся замуж и уговаривать нужно парней.
– Ты говорила, что хочешь замуж.
– Говорила. Но чтобы все было как надо.
– И как же надо?
– Мои родители женаты, но они несчастны. Иногда мне кажется, что они ненавидят друг друга. Себе я такого не хочу.
– Но если люди любят друг друга?
– Думаю, им тоже так казалось. В самом начале. На самом деле никогда не знаешь. В смысле наверняка. – Теперь она смотрела на него совершенно серьезно, ласково гладя по руке.
У Ларри все поплыло перед глазами. Прикосновения Нелл и ее слова противоречили друг другу. Любит она его или нет?
– Но, Нелл, – пролепетал он, – а как же ребенок?
– Хочешь сказать, нам надо пожениться из-за ребенка?
– Ну, в этом тоже дело, не так ли?
– А если бы ребенка не было, ты бы не захотел жениться?
