– Еще бы. Рожать адски больно.
– Прямо кишки лопаются, да? Но пора уже об этом забыть.
– Что говорят врачи?
– Ничего не находят, что, по идее, должно бы радовать, но не радует. Вот если бы я кровью харкала, то, по крайней мере, знала бы, что не виновата.
– Конечно, ты не виновата.
Луиза сидела, обложенная подушками, на диване в большой гостиной посреди подушек. Рядом на столике миссис Лотт сервировала чай с домашними булочками.
– И все же дома хорошо, – сказала Луиза. А потом, мотнув головой и закусив губу, поправилась: – Нет, плохо. – В ее голосе послышались слезы. – От меня больше никакого толка нет. В родильном отделении я целыми днями ничего не делала и отдыхала. И здесь сижу день-деньской, ни дела не делаю, ни от дела не бегаю, и ощущение от этого ужасное. Что со мной случилось, Китти?
– Это пройдет, – заверила Китти. – Ты выздоровеешь.
– Милая Китти. Позволишь рассказать тебе секрет?
– Давай!
– Я ужасно боюсь, что уже не выздоровлю.
– Глупости какие!
– В этом есть свои плюсы. Я стала куда ласковее с Джорджем. Он, оказывается, такой приятный человек. Но и конечно же обожает малыша.
– Ты просто устала, – твердо заявила Китти. – Не бывает, чтобы человек просто так взял и не выздоровел.
– Вообще-то я думала об этом. На самом деле много чего происходит просто так. Мы умираем просто так. Это же не наказание? Просто кому-то везет, а кому-то нет. Как на войне. Помнишь, Эд говорил, что верит в удачу?
– Да, – ответила Китти.
– Но ведь у нас были и веселые времена, правда?
– Да, – кивнула Китти.
Пришел Джордж, и Китти с удовольствием отметила, как сразу оживилась подруга. Он уселся на диван рядом с ней.
– Возьми еще булочку. – Он заботливо протянул ей блюдо. – Доктор велел кормить тебя как на убой. Согласись, Китти, теперь она уже получше. Цвет лица стал прежний.
– Все с ней будет отлично, – заверила Китти.
– А весной поехали-ка в Южную Францию, Луиза. В Мен-тону. Ты, я и Билли. Будем сидеть на солнышке, смотреть на лодки в бухте, лениться и толстеть, все трое.
– Правда, Джордж? – Луиза благодарно взглянула на мужа. – Было бы здорово!
* * *
Китти забрала Элизабет с кухни главного дома, где та обожала проводить время, и пошла домой через парк. На душе было тревожно. Когда-то именно Луиза учила ее отгонять дурные предчувствия. Объясняла, что пусть сегодня плохо, но завтра все наладится. Но теперь казалось, что все хорошее осталось в прошлом.
«Мне уже тридцать, – думала Китти. – Только бы не думать, что все кончено».
Они остановились у калитки; Элизабет подняла личико к маме.
Китти не удержалась от поцелуя:
– Как же я люблю тебя, милая!
Во дворе дома стоял грузовик Хьюго, а сам он сидел на кухне.
– Зачем пришел, Хьюго? Ты ведь знаешь, что Эда нет.
– Потому и приехал, – ответил он. – Поговорить об Эде.
– Я не хочу говорить об Эде.
– Чаю хочу, – заявила Элизабет.
Китти глянула на часы, прикидывая, когда вернется из школы Памела. Она любит, придя, выпить чаю.
– Подожди немножко, милая.
Элизабет убежала. Китти поставила чайник на плиту.
– Ты все понимаешь, и я все понимаю, – сказал Хьюго, – мы просто не говорим это вслух.
– Что именно?
– Эд слишком много пьет.
– Господи, – только и сказала Китти: у нее не было больше сил защищать Эда.
– Он уже не в состоянии выполнять свою работу.
Она повернулась взглянуть на него, такого серьезного, такого усердного: мальчик превратился в мужчину.
– Я не знала, что все настолько плохо.
– Мне звонят поставщики и говорят, что он приезжает на несколько часов позже, если приезжает вообще. Заказы, которые он делает, непременно нужно перепроверять, было уже очень много ошибок. На прошлой неделе мы получили груз в сотню ящиков розового вина, с которым прежде не имели дела. Эд даже не смог вспомнить, что делал заказ.
– Зачем ты мне это говоришь, Хьюго?
– Как президенту фирмы мне приходится просить его взять вынужденный отпуск.
Президент фирмы. Вынужденный отпуск. А парню нет и тридцати.
– Это завуалированный намек на то, что ты хочешь его выгнать?
– Зависит от того, сможет ли он взять себя в руки, – ответил Хьюго.
Китти молчала. Чайник закипел, и она сняла его с плиты, но продолжала стоять, держа его в руке.
– Послушай, Китти, Эд мне нравится, и я ему благодарен. Он пахал как вол, создавая нашу фирму. У нас, наверное, больше контактов с французскими виноградниками, чем у любого другого импортера, но теперь Эд не вкладывает в это душу. Я не могу позволить ему портить репутацию фирмы. – Хьюго тряхнул головой. – И я не могу спокойно смотреть, как он тебя мучает.
– Мучает?
– Да брось. Я не слепой. Он убивает тебя, Китти.
– Убивает?
Она тупо повторяла за ним, чтобы потянуть время. Ничего нового. Неожиданностью было только услышать об этом от Хьюго. И облегчением.
– Он крадет у тебя жизнь. Ты такая милая, добросердечная, такая… светлая. А он словно притушил тебя. Твой свет все тусклее. Эд ничего тебе не дает, Китти. Тебе и самой это ясно. Он крадет твою душу, потому что собственной у него не осталось.
Китти прикусила губу. Хьюго будто читал ее мысли.
– Но я люблю его, – шепнула она.
– А он губит тебя. Это же очевидно.
Слезы навернулись ей на глаза. Хьюго подбежал, обнял:
– Ты знаешь мои чувства к тебе. Ты всегда это знала.
– Нет, Хьюго…
– Почему нет? Разве тебе уже и пожить нельзя?
Китти не выдержала и расплакалась в три ручья. Хьюго стирал ее слезы губами, а потом расхрабрился и поцеловал прямо в губы. И Китти его не оттолкнула.
Дверь со стуком распахнулась. На пороге замерла Памела, в упор глядя на мать. Китти отступила от Хьюго, вытирая глаза.
– А я даже чай не заварила, – смутилась она.
– Привет, Пэмми, – окликнул Хьюго.
Памела не ответила. В следующий миг ее отпихнула Элизабет:
– Как же я есть хочу! Просто умираю.
– Да заткнись ты, Мартышка, – прошипела Памела, не сводя взгляда с матери.
– А вот и не заткнусь! – возмутилась Элизабет. – И не зови меня Мартышкой!
