Я вперила взгляд в ночь, различая в ней тени. Они скользили на границе сознания – то исчезали за этой границей, то выныривали. Как облака, что застят луну. Как темные силуэты, которые замечаешь боковым зрением – и считаешь чудовищами.
* * *
Копы пока ничего не нашли – в смысле, никаких реальных улик. А если и нашли – держали языки за зубами. Что было не в их стиле. Не такими они мне помнились.
Десять лет назад, когда пропала Коринна, офицер Фрейз участвовал в расследовании и делился с женой соображениями насчет Джексона и Байли, Тайлера и меня. А жена у него работала секретаршей в нашей школе. Может, Фрейз рассчитывал на ее помощь – вдруг да слышала что-то или видела? Может, думая получить информацию, на самом деле ее выбалтывал: «Как полагаешь, Байли или Джексон? Николетта или Тайлер? А Дэниела Фарелла помнишь? Расскажи-ка про него. Про всех расскажи».
Когда Дэниел только поступил в колледж, Джимми Брикс учился на последнем курсе. В добавление к тому, что до него никто из Бриксов не сподобился получить высшее образование, Джимми еще держал первенство по количеству пива, которое мог выпить за раз. Кстати, на моей памяти его рекорд так и не побили. Разница в возрасте у нас была слишком мала, круги общения один на другой накладывались. Джимми тусовался на тех же вечеринках, на которые и мы попадали, приехав на каникулы. Трепал Кориннино имя, подавая домыслы как факты полицейского расследования.
С мертвой точки следствие сдвинулось, только когда из штатного бюро расследования к нам прислали Ханну Пардо. Детектив Пардо не улыбалась принципиально, даже когда хотела казаться дружелюбной; глаза у нее были как буравчики, кроваво-красная помада порой пачкала зубы. Ханны Пардо я боялась больше всех – главным образом потому, что она по себе знала, каково быть восемнадцатилетней девчонкой. И чуяла: в деле Коринны далеко не один пласт.
Ханне перевалило за тридцать. Волосы у нее были волнистые, золотисто-каштановые; глаза серые, непроницаемые. Сейчас, наверное, она уже мать семейства; возможно, давно не работает в полиции. На пенсию ушла раньше срока. Или расследования валились на нее – только успевай разгребать, и Ханна про нас позабыла. А мы вот ее помнили.
Помнили ее дотошность, и плотно сжатые губы, и внимание к фактам. Будь она задействована с самого начала, может, и выяснила бы, что случилось с Коринной.
Будь Ханна Пардо сейчас здесь, пожалуй, она бы и Аннализу нашла.
Факты, ха. Попробуй разгляди их. Они ведь как вид с нашей террасы – тени на фоне тьмы, силуэты, что от страха примерещились.
* * *
В лесу кто-то был. Под чьими-то ногами шуршали листья, и шорох становился громче, приближался. Некто пустился бегом. Я вскочила со ступени, кровь ударила в голову. Некто ускорил шаги, стал забирать влево. Боясь вдохнуть, я напрягала зрение; но тот, неизвестный, был надежно спрятан во мраке среди деревьев. И продолжал движение мимо дома, по-прежнему шуршал листьями – уверенно, смело. Затем шорох смолк – всего на несколько секунд. Это время понадобилось незнакомцу, чтобы пересечь русло пересохшего ручья. То самое, по которому идет граница между нашим участком и собственностью Картеров. Я огляделась в поисках телефона, сообразила, что он остался в доме; прикинула, как быстро этот неизвестный заберется в мой дом. Шаги удалялись, я раздумывала, что делать.
Я решила идти.
По траве я проскочила проворно и быстро, но я ведь была босиком, и в лесу мои шаги стали неуверенными. Я прикусила губу, не ойкнула, когда острый сучок впился в лодыжку. Прислонилась к дереву, прислушалась. Полная тишина. Может, он меня засек? Или успел сбежать?
Я задержала дыхание, крепче вцепилась в древесный ствол, досчитала до двадцати.
Ни звука.
Ступая с предельной осторожностью, каждые несколько секунд замирая, чтобы прислушаться, я добралась до холма между нашим и картеровским участками. Опустилась на четвереньки, начала карабкаться на вершину. Рассчитывала, что оттуда обзор лучше.
Точно. Вот он, свет в окне перестроенного гаража. И тень, мелькнувшая в щели между занавесками. Я шагнула ближе, оказалась на склоне холма. Свет был тусклый – явно не от лампы. Еле-еле мерцал, помигивал. Либо фонарик, либо телевизор, либо экран компьютера.
Я подобралась еще ближе, но занавески внезапно раздвинулись, и некто вперил взгляд во тьму. Преломившись причудливым образом, лунный луч отразился в глазах неизвестного, и я сомкнула веки из опасения, что тот же фокус будет проделан луной и с моими глазами. Шагнула за ближайшее дерево, вжалась в ствол, стараясь даже не дышать.
Щелкнул дверной замок – неизвестный вышел. Я услышала шорох листьев под ногами. Неизвестный обогнул гараж-студию, шаги приближались. А потом стали ускоряться и удаляться.
Я выждала несколько минут, прежде чем направиться домой. Коленки тряслись, ступней я почти не чувствовала. Кто-то был у Аннализы. Ночью. Кто-то, кому знаком наш лес. Кто-то, у кого имеется собственный ключ. И чутье, позволяющее не только идти – бежать в полном мраке.
* * *
Почему-то не шла горячая вода. Меня потряхивало – то ли от холода, то ли от остатков адреналина. Впрочем, хорошо было принять холодный душ. Воздух раскалился, даром что день едва брезжил. А я еще и не приступила к поискам человека, который наладил бы кондиционер. Тайлер предположил, что неисправен мотор вентилятора; Дэниел хотел услышать мнение специалиста.
Я оделась, поставила кофейник на плиту, села на табурет, подперев голову ладонями. Я хотела успокоиться, очистить разум, отвлечь мысли. Нет, сначала нужно поймать Тайлера. Пока он не уехал. Задать ему вопрос, и пусть ответит, глядя мне в глаза. Потому что я должна знать.
Еще минуту подожду. Еще одно мгновение.
* * *
К тому времени, как я стащила себя с табуретки, кофе успел остыть. Проклятье. Не позавтракав, я влила в себя чашку холодного кофе, села в машину и направилась к пабу «Келли».
Пикапа Тайлера уже не было, но сквозь немытые стекла из паба сочился свет. Велосипед Джексона, как обычно, стоял на парковке, с краешку. В пабе уже сидели посетители, на барной стойке поблескивали стакан с виски, пивная бутылка и вазочка с орешками.
Я толкнула дверь. Звякнул колокольчик над притолокой. Джексон сверкнул на меня глазами.
– Чем могу служить?
Приблизившись, я заметила: Джексон закусил губу, чтобы не усмехнуться.
– У тебя что, вообще выходных не бывает, Джексон?
– Работа такая.
Крупные руки тяжело легли на барную стойку, мускулы под футболкой напряглись, ожили татуировки на предплечьях. Ногти у Джексона были обкусанные до самого мяса, кончики пальцев желтые – то ли от возни с посудой, то ли от никотина.
– Кстати, ты с ним на несколько часов разминулась, – бросил Джексон, избегая смотреть мне в глаза.
Мы – я и Джексон – всегда были друг с другом настороже. Даже когда его слова отягощала угроза, под ней скрывалось нечто другое. Просто я слишком много знала о Джексоне, а он – обо мне. И слишком много нам открылось в процессе расследования – друг о друге и о Коринне. Только после ее исчезновения до меня стало доходить: лучшая подруга со мной не делилась. Я поняла это, когда Ханна Пардо начала задавать конкретные вопросы. «Какого мнения была Коринна о своих родителях? Что говорила о Джексоне? Ты, Ник, знала, что она собиралась встретиться с Джексоном на ярмарке? О чем она просила Джексона в сообщении?» Я могла ответить только на вопросы в форме предположений. Потому что предполагать никому не возбраняется. «Как думаешь, могла Коринна сбежать с каким-нибудь парнем – незнакомым, который ей на ярмарке приглянулся? Могла она вообще сбежать? Могла отбить у тебя парня и сделать вид, что это для твоей же пользы?»
