Взгляд Дэниела заставил меня вздрогнуть. Под ложечкой засосало, грудная клетка отозвалась противной пустотой.
– Если, допустим, слова вашего отца иллюстрируют некий давний эпизод, тогда это объяснимо, – продолжала Карен Аддельсон. – Тогда это соотносится с тем, что нам уже известно о его состоянии. Ответьте, мисс Фарелл, вам когда-нибудь угрожала опасность?
Я качнула головой.
– Не понимаю, что с папой.
«Пустите! Мне к дочке нужно!» – фраза билась в черепной коробке, словно я сама ее слышала.
– В таком случае, как я уже сказала, параноидальный бред вашего отца заставляет меня задаться вопросом: не следует ли перевести его в другое заведение? – произнесла Карен, возвращая нас к главной теме беседы.
– Это я виноват, – произнес Дэниел.
– В чем конкретно? – насторожилась Карен.
Под нашими с ней взглядами щеки Дэниела побагровели, словно он целый день проработал на ярком солнце.
– Пропала без вести наша соседка. Аннализа Картер. Еще в новостях передавали. И я сказал об этом отцу. Не подумал о последствиях. Теперь-то понятно, что зря. Оно как-то само вырвалось. Аннализа в лесу за нашим участком пропала, а Ник сейчас как раз живет в доме, одна. Я хотел, чтобы отец не из новостей узнал, а от меня. Мне казалось, так будет лучше. Нельзя было ему говорить. Я виноват. У него не паранойя, он просто перепутал. Стал беспокоиться за Ник, вот и…
Карен по-птичьи склонила голову набок, взвешивая услышанное. Наконец кивнула.
– Что ж, теперь ситуация несколько прояснилась. Мы продолжим наблюдать за его состоянием, но, если это войдет в систему…
– Извините, – произнес Дэниел. – Я поговорю с отцом.
– Лучше я. В конце концов, он ведь обо мне беспокоится, – возразила я.
Хорошо, что я осталась стоять – такое положение и впрямь придавало уверенности.
Карен поднялась.
– Да, так будет лучше.
– Только развяжите его, – сказала я.
* * *
Дэниел пошел в кафетерий за ланчем. Я сидела на стуле, закинув ногу на ногу, тянула содовую, добытую из торгового автомата, ждала, пока проснется папа. Наконец он открыл глаза. По распоряжению Карен у двери дежурил санитар.
– Привет, папа, – неуверенно сказала я.
Папа потер запястье, не очень понимая, откуда взялась ссадина. Я наклонилась над ним, чтобы он сначала увидел мое лицо, а уж потом – комнату, какой не было в его доме, и человека, которого он знать не знал.
– С тобой полный порядок, – заверила я.
Папа сделал усилие – подмигнул мне.
– Ник?
Он прищурился, озирая незнакомое помещение.
– Ты в «Больших соснах», жив-здоров. Я с тобой и тоже жива-здорова.
Он вытянул руку, погладил меня по щеке.
– Слава богу, Ник. Тебе нельзя там оставаться.
– Тсс, – прошипела я, косясь на санитара. – Со мной все нормально.
Вошел Дэниел с тремя пенополистироловыми коробками.
– Видишь, папа, Дэниел тоже здесь. С нами все хорошо.
Папа сидел в постели как ребенок, которому приснился кошмар. Одновременно перепуганный и довольный, что все плохое осталось во сне.
– Обещай, сынок, что позаботишься о своей сестренке.
Дэниел открыл все три коробки, заглянул в каждую, одну отдал папе, вторую – мне.
– Конечно, папа, я позабочусь.
К горлу ком подкатил.
– А ты обещай, что нервничать не будешь, ладно? – сказал Дэниел.
Папа снова потер запястья, будто силясь вспомнить: должно их что-нибудь сковывать или не должно?
– Папа, – заговорил Дэниел, – это очень важно.
Я расстелила на папиных коленях салфетку.
– Запомни, папа: все в порядке.
Он уставился на Дэниела.
– Обещай, сын, что будешь беречь ее.
Дэниел уже набил себе рот. Аппетит у него ни при каких обстоятельствах не ослабевал. Он уставился на папу и ответил, не переставая жевать:
– Ты сам знаешь, что буду.
Вошла Карен Аддельсон в сопровождении врача.
– Ну как наши дела? Патрик, вам лучше, не правда ли?
– Что? А, да. Лучше.
Папа ухватил сэндвич, будто заданную роль играя.
– Вы знакомы с моей дочерью? Ник, это наша замечательная заведующая. Замечательная наша заведующая, это Ник.
– Рада познакомиться, – одновременно сказали мы с Карен.
– Патрик, – продолжала Карен, – вам не помешает поспать. После ланча доктор даст вам снотворное. Мы все обсудим завтра. Договорились?
Я ободряюще кивнула. Дэниел последовал моему примеру. Папа поглядел на меня, на Дэниела – и тоже закивал, и делал это до тех пор, пока «замечательная заведующая» не удалилась. Тогда папа стиснул мою руку.
– Обещай, Ник.
– Обещаю, папа.
У меня ни малейшего представления не было ни о чем он просил, ни на что я согласилась. Было только ощущение, что так для нас лучше.
* * *
Карен поджидала нас у стойки регистрации.
– Завтра посмотрим на его состояние. Определим наши дальнейшие действия. А с вами давайте ориентироваться на следующую неделю. – Она протянула мне визитку. – Будем на связи.
Ни я, ни Дэниел ничего не ответили. Лечебницу мы покинули, соблюдая все неписаные правила: «до свидания» дежурной сестре, «спасибо» охраннику на выходе. Сели в раскаленную машину. Дэниел завел двигатель и включил кондиционер, но, чтобы не расплавиться, дожидаясь, пока он раскочегарится, мы по максимуму опустили окна.
Тут-то я и дала волю эмоциям.
– Что за фигня происходит, Дэниел?!
– А я почем знаю?
Обе руки он держал на руле, послеполуденное солнце выбелило асфальт, сделало ослепительным, как водная гладь.
– Ты что, и правда рассказал папе про Аннализу? Или соврал этой Карен первое, что в голову пришло?
– Нет, я и правда рассказал.
– Глупо с твоей стороны.
– Согласен.
Дэниел вздохнул. Лицо, и всегда-то непроницаемое, стало вовсе каменным.
– Зря ты это сделал.
На шее у него проступили пунцовые пятна, костяшки пальцев побелели, словно вся кровь, что им полагалась, резко поменяла дислокацию.
– Сам знаю, Ник. Сам себя ругаю. Завтра съезжу к папе, проверю, как он.
– Ладно. Постой, а когда ж ты успеешь?
Он сверкнул на меня глазами, снова уставился на дорогу.
