– Не волнуйся. Займись лучше домом.
– В доме разгром.
Дэниел поиграл желваками.
– Поэтому я и говорю: сиди дома.
Всплеск сестринской любви миновал быстро – впрочем, как и всегда. Обычный наш с Дэниелом стиль общения. Мы усвоили его, когда заболела мама. Научились говорить одно, а подразумевать другое; расшифровывать лакуны между словами.
Пикап Тайлера я поцарапала при Дэниеле. Мы тогда крупно поругались.
– Ну ты и раззява! – заорал Дэниел, хлопнув дверцей с водительской стороны.
– А на кой ты так близко припарковался? – парировала я.
Тайлер стоял там же, все видел и слышал. Ни слова не было сказано о главном: о том, что папа дистанцируется от нас; о том, что Дэниел почти забросил школьные занятия; о том, что будет с нами, когда мама умрет. Нет, мы поссорились из-за неграмотной парковки, из-за царапины на куске железа; мы выясняли, кто виноват – я, потому что долго копалась дома, или Дэниел, потому что всю дорогу меня из-за этого пилил?
Такой у нас был дикий способ справляться с горем. Такое мы практикуем до сих пор.
– Раз я и так уже отпросился на целый день, – сказал Дэниел, – я тебе помогу навести порядок в доме.
Подтекст: «При такой сестре все приходится самому делать».
* * *
Вещи были не на своих местах. Я застыла в дверном проеме, Дэниел подвинул меня плечом.
– Он здесь был, – сказала я.
Дэниел, успевший шагнуть в прихожую, резко развернулся.
– Что? Кто?
Я захлопнула дверь, прислонилась к ней, едва дыша.
– Этот коп. Он проник в дом.
И я указала на обеденный стол. На столе царил хаос – но это был мой хаос. Потому что я разбирала всякую мелочовку. Раскладывала по коробкам. Сортировала не в соответствии с назначением, а по принадлежности к тому или иному периоду времени. В одну коробку – вещи из детства, в другую – новые, ни о чем мне не говорившие. В третью – все, что напоминало про мои восемнадцать, про Коринну, про ее исчезновение. Были еще предметы, которые я не знала куда деть; они валялись неприкаянные.
Теперь этот хаос являл попытки упорядочить его. Чужие попытки, не мои. Кто-то рылся в вещах, перекладывал их по своему усмотрению. Например, потрепанная, с загнутыми уголками страниц книжка «Все о ремонте», найденная мной в кухонном шкафу, лежала себе спокойно среди общего разгрома. Незваный гость открыл ее на той странице, где я сделала закладку, и не потрудился закрыть. Квитанции с едва различимыми датами были пересортированы.
– С чего ты взяла? – спросил Дэниел. – Как ты вообще ориентируешься в этом бардаке?
– Говорю тебе – в доме кто-то был. Вещи лежат иначе.
Дэниел уставился мне в глаза, смотрел долго, потом, видя, что я выдерживаю взгляд, скомандовал:
– Проверь другие комнаты.
Перескакивая через две ступени, я метнулась наверх, в свою спальню. Если коп искал следы пребывания Тайлера, он наверняка начал со спальни, так ведь? Но нет: спальня была в том же виде, в каком я ее оставила; даже верхний ящик комода, не задвинутый мной, спешившей перехватить копа на подступах к террасе, остался в том же положении. Папина комната, почти пустая, с пустым шкафом, где позвякивали металлические «плечики» и пылилась пара тапок да рабочих штанов, тоже не привлекла гостя.
А вот в старой Дэниеловой спальне, куда папа в последние годы тащил всякий хлам – в старой Дэниеловой спальне точно шарили. Переставляли коробки, ворошили бумаги; не пытались скрыть следы обыска.
На лестнице раздались шаги. Дэниел протопал по коридорчику, тяжело задышал над моим плечом.
– Ну что, Ник?
– Сам видишь. Здесь копались.
Дэниел окинул взглядом свою старую спальню. И беспорядок в ней. Беспорядок, оставленный папой.
– Выходит, искали не Тайлера, – заключил он.
– Ты прав.
Дэниел оперся рукой о дверной косяк. Движение было размеренное, слишком размеренное. После той ярмарки он никогда не бил кулаком в стену; даже досадуя, не пинал колесо машины; не позволял себе топнуть ногой. Вдруг кто-нибудь заметит? Вдруг усмотрит в этом стиль поведения? Но Дэниел переигрывал; из кожи вон лез, чтобы казаться уравновешенным. Это его выматывало. Он молча развернулся и пошел вниз по лестнице.
Я последовала за ним. На первом этаже Дэниел проверил оконные блокираторы; немилосердно тряс каждое окно, пока не убеждался, что его не открыть.
– А ты вообще дом запирала, Ник? Сама видишь – никаких признаков взлома.
– Конечно, запирала. Только ведь на задней двери замок сломан.
Дэниел расширил глаза, тихо выругался, прошел через кухню, изо всех сил себя контролируя. Подергал дверную ручку, и дверь поддалась. Мои слова подтвердились.
– Вот, а ты не верил, – сказала я, уперев руки в бока.
Дэниел принялся крутить ручку, будто желая доказать: замок-то в порядке, а вот я – растрепа безалаберная.
– Он что, и раньше не работал? Еще когда ты приехала?
– Ну да.
– Ты уверена?
– Уверена ли я? Да, Дэниел. Я уверена. Господи!
Ярость, которую Дэниел слишком старательно сдерживал, сыграла с ним злую шутку – заляпала лицо, совершенно багровое, тошнотворно-белыми пятнами, вместо того чтобы пустить красные пятна по белому фону.
– Так какого черта ты мне не сказала? Какого черта слесаря не вызвала? Чем ты вообще тут занималась?
– А смысл? Сам подумай: когда это замки и засовы сдерживали бандитов? Тут главное – мотивация.
«Демонстрируй здравый смысл. Сохраняй спокойствие». Слова Эверетта, в высшей степени разумные, на моих родных не действуют. У нас в семье другой стиль общения.
– Никогда не сдерживали. Но свежевзломанный замок был бы доказательством. Как и разбитое окно или отпечатки на стекле…
– Брось, Дэниел. В доме, по сути, никто не живет; ни одна вещь не пропала. Копы даже дело заводить не станут, спишут на подростков. Всем плевать.
– Не всем, – возразил Дэниел.
Я сглотнула. Сделала вдох. Попыталась сосредоточиться, найти рациональное объяснение.
– Может, это Тайлер. У него есть ключ. Еще с тех времен…
Дэниел издал долгий горловой звук, то ли ко мне относившийся, то ли к Тайлеру.
– Может, он заскочил, чтобы починить кондиционер. Может…
Дэниел поднял руки, шагнул в мою сторону.
– Вот Тайлеру делать больше нечего, только над кучей хлама медитировать да в бумажках рыться!
– Дурак, – буркнула я.
И щелкнула выключателем – вдруг кондиционер действительно исправлен? Господи, хоть бы он был исправлен. Тайлером. Потому что мысль о незваных гостях вызывала у меня тошноту. Словно кто-то проковырял дырку в виртуальной «коробке», и имена, что там хранились, полезли наружу, завихрились смерчем – безжалостным, разрушительным.
