– Ник, ты знаешь: я буду о тебе заботиться. Буду тебя беречь. Я буду любить тебя вечно, Ник.
– Да, я знаю, – отозвалась я.
В чем в чем, а в этом я не сомневалась. Тайлер открыл бардачок, достал колечко. Лаконичное. Восхитительное. Совершенное. Две переплетенные серебряные полоски, между ними ряд крохотных синих камешков.
«Вечно». Это слово употребляют, когда вечность измеряется тремя-четырьмя годами. Когда от превращения в полноценную матрешку человека отделяет добрый десяток лет.
Во мне до сих пор живет упрямое жадное дитя, наивно полагающее, будто можно иметь сразу все. Что Тайлер возьмет да и превратится в Эверетта; что Эверетт станет Тайлером. Что главная матрешка откроется, выпустит остальных, и все они, сколько их ни есть, будут себе жить-поживать в симбиозе, и найдется человек, который захочет принять весь комплект. Так рассуждаешь в детстве, пока не сообразишь: каждый шаг – это выбор. Чтобы что-то получить, от чего-то нужно отказаться. Что все желания следует тщательно взвешивать с целью определить, какие из них сильнее – и чем ради них можно пожертвовать.
Десять лет назад я сделала выбор за нас обоих. Рванула пластырь со скулы – вместе с кожей. Рванула прочь из Кули-Ридж, думая, что насовсем. Но Тайлеру-то я не оставила ни выбора, ни даже права на последние слова. Исчезла, как он выразился…
– Да, я уехала, и теперь мне жаль. Но с тех пор десять лет прошло. Не могу же я все вернуть.
– Зато сама возвращаешься, Ник.
Что он имел в виду – возвращения в Кули-Ридж или к нему лично?
– Ты опоздаешь.
Тайлер запустил пальцы в волосы – медленно, с усилием. Бросил:
– Ты меня с ума сводишь.
И ушел в ванную. Зашумела вода, захлопали дверцы шкафчиков – Тайлер выпускал пар.
Так оно и бывает – мужчины от страсти себя не помнят. А провоцируют их женщины. Так что мужчины не виноваты.
Я закрыла глаза, облокотилась на разделочный стол, спиной к холодильнику, впилась ногтями себе в ладони и медленно досчитала до ста.
* * *
Другого пути, кроме как через главную дверь возле входа в паб, не было. Я низко опустила голову, чтобы не нарваться на знакомых. Проследовала за Тайлером к пикапу, скользнула внутрь, вжалась лбом в оконное стекло.
Мы ехали молча. Когда Тайлер свернул к моему дому, я нарочно замешкалась: взгляд за окно, пальцы на дверной ручке.
– Как тебе здесь, Ник? Нормально?
Тайлер говорил о доме – полупустом, покосившемся. Поджидавшем меня. И об участке Картеров, который обшаривала полиция с волонтерами. Я вышла из пикапа, но Тайлер сразу опустил пассажирское окно.
– Ник?
Я оглянулась. Стоило мне вернуться, как Тайлер тотчас расставался с очередной подругой. Когда же я сама была далеко, за меня действовала моя тень, житья Тайлеру не давала в Кули-Ридж. Не знаю, зачем он рвал отношения. Может, думал каждый раз: «Теперь все будет иначе, Ник больше не уедет». Но я уезжала, а он оставался – разбитый и раздавленный. И лишь в моей власти было положить этому конец. Сделать Тайлеру подарок. Расплатиться по счетам, компенсировать ущерб, причиненный мною.
Все равно ведь я не вернусь. С каждым годом расстояние только увеличивается.
– Я больше не могу с тобой встречаться, Тайлер.
– А, ну да, – отозвался он, интонацией давая понять: не поверил.
– Тайлер, я тебя прошу. Пожалуйста. Не будем больше видеться.
Он не ответил, только крепче вцепился в руль.
– Я тебе жизнь порчу, понимаешь?
Под его молчание и под его взглядом я пересекла двор, поднялась на террасу, отомкнула замок. Скрылась за дверью. Заперлась изнутри.
Наверное, когда Тайлер вот так вот пристально в меня вглядывался, он всю мою суть видел.
* * *
В доме что-то изменилось. Дом стал чужим, утратил характеристики убежища. Оброс вероятностями. Выпустил голоса, которые, оказывается, столько лет хранил среди стен. При солнечном свете гараж, видимый из окон гостиной, не представлял собой ничего особенного. А за гаражом растягивался в пространстве лес.
Нет, не могло мне здесь быть «нормально».
Я подъехала к церкви, остановилась, прошла в цокольный этаж, где офицер Фрейз собрал раз в десять меньше волонтеров, чем накануне. Он вручил мне карту, на которой наш участок был обведен оранжевым маркером, и направил меня к юноше и девушке. Оба были черноволосы, оба рылись в печенье и булочках, пожертвованных прихожанами; выбирали что повкуснее.
– Привет, – сказала я, не дожидаясь, пока девушка обернется.
– Привет, – ответила она с набитым ртом. В руке у нее был кусок фунтового кекса.
Она оказалась старше, чем я сначала подумала; моложе меня, да, но все-таки за двадцать ей уже явно перевалило.
– Ты с нами? – спросила девушка, кивнув на парня одних с ней лет.
Лицо у него было ничем не примечательное – если бы не двухдневная щетина, я бы его позабыла, едва отвернувшись. Наверное, брат и сестра, судя по цвету волос, решила я, а вслух сказала:
– Да, похоже на то.
– Меня зовут Бритт, – представилась девушка. – А это Сет.
Она склонилась над картой, и стали видны отросшие светлые корни ее волос. Наверное, я ошиблась: эти двое – не брат и сестра.
– Нам выпало искать у реки. Это будет нетрудно.
– Заедем в «Си-Ви-Эс», там и тачки оставим, – сказал Сет. – Мне «адвил» нужен или что-нибудь подобное.
Он многозначительно подмигнул, а Бритт шепнула:
– Похмелье.
И стала кормить Сета из рук фунтовым кексом.
* * *
Я поехала за пикапом Сета, остановилась у супермаркета, дождалась, пока Сет купит лекарство. Помимо «адвила», он купил пакетик леденцов и хрустел целлофаном, пока мы шли к лесу. Там Сет принялся поглощать леденцы один за другим, смачно причмокивая, стуча ими о зубы. Это продолжалось до самой реки, где звуки наконец-то заглушила бурная вода.
Я мысленно включила «выделение краев»; я не отрывала взгляда от воды, от речного дна. Глубина была небольшая – даже в тени я легко различала контуры камней и коряг. Мы достигли поляны, я зажмурилась: вода засверкала на солнце, вызвала головокружение.
– Тебе плохо? – Бритт ухватила меня за рукав ровно в ту секунду, когда я покачнулась.
– Нет, ничего. Смотрю вот – вдруг она упала в реку?
Бритт потащила меня от воды.
– Смотри, да не засматривайся. В реке пускай профессионалы ищут. Их уже вызвали, я сама слышала. И вообще, – Бритт указала на берег, – если она и правда в реку свалилась, тогда неважно, сейчас мы ее найдем или через сутки.
Сет развернул очередную конфету, сунул фантик в карман.
