– Похоже, у тебя к стульям личная неприязнь, Тайлер.
– Я здесь всего полгода. Стулья – следующие в списке.
Он набил рот жареным рисом, пожевал, произнес, указывая вилкой на мою тарелку:
– Ник, тебе нужно поесть. Хотя бы немного.
При одном взгляде на гору риса желудок скрутило. Я отхлебнула пива, прислонилась к дивану.
– Какая у Аннализы была сумочка?
Тайлер напрягся, я это плечом ощутила.
– Не хочу говорить об Аннализе.
– Это важно. Я должна знать.
– Ладно, сейчас… – Он долго напрягал память, наконец выдал: – Вроде темно-зеленая.
– А фирму не помнишь?
– Не просто не помню – не знаю. Может, объяснишь, к чему эти вопросы?
– Мы сегодня кое-что нашли. Пряжку от сумки. Фирмы «Майкл Корс». Пряжка валялась на берегу.
Я вдохнула поглубже и добавила:
– Не сомневаюсь, что сумка принадлежала Аннализе.
Тайлер поставил тарелку на столик, основательно приложился к пиву.
– И где сейчас эта пряжка?
Я заглянула в его усталые, покрасневшие глаза.
– Лежит себе спокойненько в мусорке, в супермаркетовском женском туалете.
Тайлер потер переносицу.
– Ник, зря ты это. Не надо тебе в расследование соваться, иначе у людей вопросы возникнут. Я уверен, Аннализа в полном порядке.
– А я уверена, что нет. Тот, кто в порядке, не исчезает. Живет себе дома и живет.
– Не надо, – сказал Тайлер. – Не плачь.
– Я не плачу.
Я положила голову ему на плечо, утерла слезы.
– Извини. Господи, я уже три ночи толком не спала. Да, точно – три. Крыша едет.
– Ничего никуда не едет. Ты здесь, со мной – значит, все хорошо.
Я рассмеялась.
– Не значит, Тайлер. У меня ощущение, что весь мир разбалансировался. Мне страшно. Будто я на утесе стою, на самом краешке; короче, на грани. А как меня туда занесло – представления не имею.
– Главное, что ты поняла про утес; значит, справишься.
Я покачала головой, взяла в рот кусочек свинины, с усилием проглотила.
– Ты сам как?
– Да как-то не очень.
Наши тарелки стояли на столике рядом с ополовиненными бутылками.
– Не понимаю, Тайлер, что я здесь делаю.
– Ничего особенного. Ужинаешь с другом после тяжелого дня.
– А мы разве друзья с тобой?
– Тип наших отношений полностью зависит от твоего выбора, Ник.
– Вот только не надо.
– Чего не надо?
– Врать.
– Ладно, не буду.
Тайлер положил руку на диванное сиденье за моей спиной – словно крыло раскинул. Я прижалась к нему, и рука скользнула на мои плечи. Так мы сидели, глядя в пустой телеэкран.
– Если пряжка с ее сумки, значит, Аннализа в беде. Значит, мне здесь нечего рассиживаться. Надо сумку искать.
– Ник, расслабься.
С закрытыми глазами я ощутила на лбу его дыхание. Мы молчали, но снизу доносились голоса покидавших паб.
– Не представляю, как быть с домом, Тайлер.
Зря я пробовала свинину. Теперь вот нужно делать глубокие вдохи, а то, чего доброго…
– Я там спать не могу.
– И не надо, – оживился Тайлер. – Диван раскладывается. Я на нем лягу, а ты спи на кровати. У тебя вид измученный.
– А сплетни?
– Ну хоть сегодня останься. Никто же не знает, что ты здесь.
Я снова положила голову ему на плечо. Закрыла глаза; не столько ощутила прикосновение его пальцев к затылку, сколько догадалась о нем. Тайлер чуть шевелил мои волосы, но сокровенного в этом было больше, чем в близости как таковой.
Или, может, близость как таковая – это когда человек все твои тайны знает, а не уходит. Сидит с тобой рядом, приносит тебе любимую еду, убаюкивает невесомыми прикосновениями.
– Ник, я тебе говорил, что у тебя волосы красивые?
Я улыбнулась. Отогнала мысли о завтрашнем дне. Вполне может статься, что однажды я приду сюда – а Тайлера на месте не будет. Вполне может статься, что я затеряюсь в лесу, обронив напоследок пряжку от сумочки. Вариантов для каждого из нас всего два: либо пресловутая «коробка», либо земля; и никто не задержится, не полюбопытствует, что с нами сталось, что от нас осталось.
Я оторвалась от плеча Тайлера, поменяла положение – оказалась сверху. Захватила его торс обеими ногами. Обняла за шею, запустила пальцы в волосы.
– Погоди, Ник. Ты что, думаешь, я для этого… Я ж совсем не потому…
Я стянула блузку через голову, отметила, как его взгляд скользнул к шраму на моем плече – и сразу переместился вбок. Так всегда бывало. Тайлер впился пальцами мне в бедра, зафиксировал меня. Ткнулся лбом в мое голое плечо. Задышал прерывисто. Возвращение домой связано с сантиментами, уютом, ностальгией. Для одних это мамино печенье, для других – пес или кот, что свернулся в ногах; для третьих – гамак во дворе. Для меня – это Тайлер. Это уверенность: вот живет человек, которому все версии меня известны, сколько их ни есть, одна в другую спрятанных; человек, знающий, что и из чего я выбирала, что и кому врала, что потеряла. Человек, который со мной, несмотря ни на что.
– Дожидаешься, пока я скажу «ну пожалуйста»? – спросила я.
Его дыхание щекотало ключицу, слова были как поцелуи, поцелуи – как слова.
– Нет. Не дожидаюсь.
Он взял мое лицо в ладони и запрокинул, словно чашу.
Потому что таков уж Тайлер – всегда дает именно то, что мне требуется.
НАКАНУНЕ
День 3-й
Едва открылся полицейский участок, Аннализу неофициально признали пропавшей без вести. Но в горах бушевал шторм, и это означало, что поисковые мероприятия откладываются до завтра. Двадцатитрехлетняя Аннализа отсутствовала всего сутки, однако имелись обстоятельства, насторожившие полицию: младший брат видел, как Аннализа в полночь скрылась в лесу; мать заехала за ней назавтра около полудня (еще накануне они вместе собирались в колледж, узнать насчет Аннализиной аспирантуры) – но дочери дома не застала. Ей пытались звонить – телефон оказался переведен в режим голосовой почты. И сумка куда-то делась.
А главное – наличествовало эсэмэс-сообщение полицейскому Марку Стюарту; то самое, в котором Аннализа просила о встрече, желая обсудить дело Коринны Прескотт.
Тайлер, одетый в камуфляжные штаны и рубашку, приехал сразу после завтрака. Принялся мерить шагами прихожую, наследил мокрыми ботинками.
