Князь Александр Михайлович проявил поразительное благородство: он не порвал отношения со своей внучатой племянницей и, более того, рискуя собственной карьерой, стал хлопотать перед государем о вещи неслыханной: «об устройстве женитьбы герцога Лейхтенбергского на Акинфиевой»
[424]. Александр II прекрасно относился к своему министру иностранных дел, но это было уже слишком! Одновременно князь стал усиленно обхаживать обер-прокурора Святейшего Синода графа Дмитрия Андреевича Толстого, надеясь заручиться его содействием: вмешательство обер-прокурора могло ускорить неизбежный развод супругов Акинфовых.
В это время на сцене появилось еще одно действующее лицо — великая княгиня Мария Николаевна, президент Императорской Академии художеств, хозяйка Мариинского дворца и мать герцога Лейхтенбергского. «Это была несомненно богатая и щедро одаренная натура, соединявшая с поразительной красотой тонкий ум, приветливый характер и превосходное сердце, но ей недоставало возвышенных идеалов, духовных и умственных интересов. <…> Не без неприятного изумления можно было открыть в ней, наряду с блестящим умом и чрезвычайно художественными вкусами, глупый и вульгарный цинизм»
[425]. У великой княгини Марии Николаевны было 3 дочери и 4 сына. Лишь старшая дочь Евгения и сын Николай могли считаться настоящими детьми герцога Максимилиана: после рождения старшего сына великая княгиня «отлучила его (мужа. — С.Э.) от своего ложа»
[426]. О ее многолетней связи с графом Григорием Александровичем Строгановым, настоящим отцом младших детей великой княгини, знал весь Петербург
[427]. Мария Николаевна, тайно вступившая после смерти первого мужа в морганатический брак с графом, до самой смерти вынуждена была скрывать от света эти узы, о которых, впрочем, все знали. Вероятно, она не хотела для своего старшего сына подобной судьбы. Дневник П.А. Валуева сохранил для нас экспрессивные подробности драматической сцены.
«20 декабря 1867 года. На днях в кабинете государя была стычка вел. кн. Марии Николаевны с кн. Горчаковым a propos de madame Akinfieff (по поводу г-жи Акинфиевой). Говорят, что беседа была довольно крупная, что государь вспылил и сказал кн. Горчакову, qu’il se rendait ridicule, que l'on evitait sa maison et que le corps diplomatique, qui ne pouvait pas l'imiter, se trouvait dans une fausse position (что он ставит себя в смешное положение, что люди не хотят посещать его дом, что дипломатический корпус, который не может ему подражать, находится в ложном положении). Вел. княгиня спросила князя, s'il epousait ou non (женится он или нет). Он вообще отзывался тем, que sa vie privee n'appartient qu' a lui etc (что его частная жизнь есть его личное дело и т. д.). Между тем герцог Лейхтенбергский продолжает ездить к Акинфиевой и пр. и пр.»
[428]. Эта стычка и вмешательство в семейное дело Императорской Фамилии не прошли для канцлера бесследно. В свете стали циркулировать слухи о его неизбежной отставке. 18 декабря 1867 года Ф.И. Тютчев написал из Петербурга в Москву И.С. Аксакову: «Толки об удалении князя Горчакова угомонились. Вся эта кутерьма вышла вследствие глупой истории с Акинфиевой, за которую государь досадовал на Горчакова, да и не без причины. Но об замещении его кем-нибудь другим государь, вероятно, и не думает. Хотя при дворе есть люди, которым популярность князя весьма не по душе, но на этот раз их происки, вероятно, не достигнут предполагаемой цели»
[429]. О серьезности опасности, угрожавшей канцлеру, свидетельствует слово «вероятно», дважды повторенное опытным дипломатом. В глубине души Тютчев не был уверен в том, что князь в полной мере избежал опасности потерять свое место.
К весне 1868 года соглашение с господином Акинфовым было достигнуто. Делу о разводе был дан официальный ход. Владимир Николаевич принял на себя вину в оскорблении «святости брака прелюбодеянием» (Л. 352–352 об.) и представил двух необходимых свидетелей, что сохраняло за Надеждой Сергеевной право вступить в новый брак, но навсегда лишало этого права ее первого мужа. Оставалось получить разрешение духовных властей на развод. Надо было ехать в Москву, где буквально в эти дни вышел тютчевский сборник с посвященным Надежде Сергеевне стихотворением
[430]. В сложившейся жизненной ситуации тютчевские строфы приобрели дополнительный смысл, непосредственно доступный лишь для узкого круга посвященных.
Но кратки все очарованья,
Им не дано у нас гостить,
И вот сошлись мы для прощанья, —
Но долго, долго не забыть
Нежданно-милых впечатлений,
Те ямки розовых ланит,
Ту негу стройную движений
И стан, оправленный в магнит,
Радушный смех и звучный голос,
Полулукавый свет очей,
И этот длинный тонкий волос,
Едва доступный пальцам фей
[431].
«14 апреля 1868 года. Герцог Лейхтенбергский уехал за границу, а г-жа Акинфиева в Москву. Они, вероятно, сговорились встретиться за границей, но ей секретно запрещено выдавать туда паспорт»
[432].
