Лишь 5 июня 1868 года титулярному советнику Роману из беседы с кучером Акинфовой удалось выяснить причину истерики, приключившейся с Надеждой Сергеевной. «Кучер добавил, что она давно бы удрала, да князь (Ал<ександр> Мих<айлович>) ее уговаривает, и что она беременна от герцога, а потому и думает ехать в Финляндию, дабы подальше от стыда» (Л. 198 об. — 199).
Ехать в Финляндию госпоже Акинфовой не пришлось.
«Ея В<ысочество> Мария Николаевна и Его В<ысочество> Николай Максимилианович изволили прибыть сего числа в 5 ½ ч. пополудни. <…> Ак<инфова> во весь день никуда не выезжает. Роман. 9 июня 1868 г.» (Л. 200).
15
Герцог Лейхтенбергский был настроен решительно. Накануне его приезда III Отделение получило письмо, отправленное из Москвы жандармским полковником Александром Воейковым. Полковник познакомился с родственником госпожи Акинфовой мичманом Гвардейского экипажа Палтовым, который прибыл в Первопрестольную столицу в отпуск. Мичман, искренне обеспокоенный судьбой Надежды Сергеевны, был откровенен с полковником и поведал ему немало интересного.
«Ак<инфова> накануне отъезда Палтова в Москву обращалась письмом к Его Величеству о разрешении ей ехать за границу, на письмо это Государь Император изволил лично объяснить Князю Горчакову, что Он ничего не знает о бракоразводном деле и никакого вмешательства на Себя не принимает…. Ак<инфова> и Герцог уже 5 лет влюблены друг в друга и употребляют все силы к осуществлению их намерения соединиться браком, поэтому они между собою ведут переписку и, кроме того, обмениваются телеграммами по несколько раз в день. <…> Герцог Л<ейхтенбергск>ий, будучи болезненным человеком, желает успокоить себя этою женитьбою, для которой, в случае неудачи, он охотно пожертвует своим Титулом и даже фамилиею, уедет за границу, сделается Французским подданным и примет фамилию своего деда Богарне; но пока развязка эта чем-либо не окончится, до того времени он не возвратиться в Россию, а Ак<инфо>ва не поедет за границу, вероятнее всего приедет в Москву для наблюдения за ходом дела. 29 мая 1868 г. Москва. Полковник Александр Воейков» (Л. 179 об. — 181).
III Отделение оказалось в глупейшей ситуации. Казенные деньги тратились на то, чтобы вести наблюдение за любовными свиданиями и своевременно фиксировать время и место происходивших событий. Я представляю, с каким чувством генерал Мезенцов должен был читать следующее донесение:
«Сегодня Герцог вышел от Ак<инфовой> в 11 часов. Коридорный уверяет меня, что он ночевал у нее, хотя я этому не совсем и верю. <…> Вчера Ак<инфова> что-то плакала в присутствии Герцога, а он ее целовал. Женитьба Герцога на Ак<инфовой> начинает распространяться между живущими в гостинице. 14 июня 1868 г. Роман» (Л. 214–215 об.).
Жандармы сделали все, чтобы госпожа Акинфова не получила развод и не покинула пределы Империи. Они смогли помешать двум влюбленным соединить свои судьбы перед алтарем и стать супругами, но — после приезда герцога в Россию — не имели никакой возможности препятствовать дальнейшим встречам любовников. «Другие отношения между ними трудно прервать; — да это, кажется, и не входит в состав заданной на их счет задачи. Между тем дело это требует чрезвычайных издержек <…> Что должно иметь в виду: дело или сбережение суммы?.; Израсходовано уже до 2 т<ысяч> р<ублей>. 12 июня 1868» (Л. 201 об. — 202. Курсив мой. — С.Э.). Получив эту справку, управляющий III Отделением был поставлен перед сложнейшей проблемой: где взять деньги для продолжения наблюдения, не просить же их у государя?!
Генералу Мезенцову не пришлось утруждать Александра II неделикатной просьбой, хотя в этом был бы определенный резон, ведь тайная политическая полиция занималась частным делом Александра Николаевича Романова. Выход из тупиковой ситуации помог найти герцог Лейхтенбергский, сумевший убедить своего августейшего дядю разрешить госпоже Акинфовой покинуть пределы Империи, но сам не получивший соизволения на новый заграничный отпуск. Надежде Сергеевне, ожидавшей ребенка, нужно было уехать за границу, ибо в России ребенок получил бы фамилию ее офицального мужа. Кроме того, рождение ребенка затрудняло развод с господином Акинфовым и вынуждало отвечать в консистории на массу неприятных вопросов. 15 июня 1868 года жандармам объявили волю государя: «Высочайше повелено отменить распоряжение о воспрещении г-же Акинфовой выезда за границу» (Л. 215). Последовала резолюция: «Сообщить г. Министру Внутренних Дел и Обер-Полицмейстеру» (Л. 217). 17 июня в 1 час 13 минут пополудни генерал Мезенцов направил генералу Слезкину шифрованную телеграмму № 3984: «Наблюдение за известною Вам особою прекращено» (Л. 221).
Влюбленные торжествовали победу и, не скрывая своих отношений, часами гуляли вместе по петербургским паркам. Карл Иванович Роман остался верен себе, написав в своем последнем донесении по этому делу: «На Елагине [острове] Акинфьева, будучи страшно нарумянена и разодета, обращала на себя внимание гулявшей публики. На Герцога, на отношение к ней, тоже обращено было внимание и удивляются, как подобное поведение публично может быть допущено. 17 июня» (Л. 224).
(Роман за проявленное усердие был пожалован чином коллежского асессора, вышел в отставку, но не порвал связь с III Отделением, став агентом-нелегалом, действовавшим под чужим именем — отставного подполковника Николая Васильевича Постникова. Летом 1869 года Роману-Постникову было поручено выехать в Швейцарию, где ему предстояло выполнить два поручения: добыть бумаги покойного «князя-республиканца» Петра Долгорукова и отыскать революционера Сергея Нечаева. С первой задачей агент успешно справился, а со второй — нет, но прочно связал свое имя с именами Герцена, Огарева, Бакунина. Заграничная командировка окончательно подорвала остатки его здоровья, Роман умер 17 января 1872 года и был погребен на Волковом лютеранском кладбище. Прошло полвека — он воскрес под пером историков, начал жить второй жизнью на книжных страницах и благополучно дожил до наших дней
[448].)
20 июля влюбленные вместе покинули Петербург и поездом доехали до Динабурга. Здесь их пути разошлись: герцог отправился в Ригу, а Надежда Сергеевна в Вильну (Л. 244). «Разлука в Динабурге была до того тяжелая, что Герцог целый час лежал потом на диване» (Л. 246 об.).
Из Риги герцог прибыл 22 июля, около 6 часов вечера, в Либаву, где сразу же, заплатив деньги вперед, снял дом сроком на месяц, объявив хозяину, что приехал в город ради морских купаний, и в тот же день выкупался в море. Дальнейшие события последовали с кинематографической скоростью. 23 июля герцог Николай Максимилианович встал до 4 часов утра, «перелез через забор… и, снабженный наскоро захваченными некоторыми съестными припасами… отправился в гавань» (Л. 234 об.). Из гавани герцог, «переодевшись в матросское платье, отправился в казенном боте, с двумя гребцами, осматривать окрестности Либавы; а между тем проехал прямо в Мемель» (Л. 233). Иными словами, член Императорской Фамилии нелегально пересек государственную границу и прибыл в Мемель (ныне Клайпеда), в то время принадлежавший Пруссии. «Герцог всю ответственность взял на себя» (Л. 239). Далее Николай Максимилианович пароходом добрался до Кенигсберга, где сел на берлинский поезд. Герцогу недолго удалось сохранить инкогнито. Прусские власти, узнавшие о прибытии на их территорию члена Российской Императорской Фамилии, решили устроить ему торжественную встречу, но Николай Максимилианович твердо отклонил все официальные почести. Российские же власти были в шоке: государь и шеф жандармов были за границей на водах, поэтому никто из должностных лиц не рискнул дать адекватную оценку ситуации (факт нелегального пересечения государственной границы!) и взять на себя принятие решения. «Только 25 числа днем обнаружилось, что Герцог не вернется». Несколько дней Александр II колебался, как поступить с беглецом, но в конечном счете предпочел обойтись без громкого скандала и задним числом повелел дать заграничный отпуск генерал-майору своей свиты. «3 авг<уста> 1868 г. Во вчерашнем № Инвалида приказ об отпуске за границу на 6 месяцев Герцога» (Л. 234). Однако Николая Максимилиановича негласно предупредили, что если он через 6 месяцев не вернется в Россию, то будет «лишен майората, исключен из Русского подданства, лишен всех своих званий» (Л. 269 об.).
