Cтраница 72
Так закончилась эта грустная история — история многолетней борьбы двух людей за свое счастье. В этой борьбе человека с государством не было победителей, так как проиграли все: Российская империя, отторгнувшая от себя порядочного и талантливого человека герцога Лейхтенбергского, исковеркавшая его жизнь и обрекшая на нелегкую судьбу незаурядную женщину; тайный агент Роман, скоропостижно скончавшийся в 1872 году; генерал Мезенцов, погибший в 1878 году от смертельной раны кинжалом; царь-освободитель Александр II, убитый народовольцами в 1881 году; князь Горчаков, сошедший в 1883 году в могилу среди всеобщего равнодушия…
Более столетия существует поэтический портрет моей главной героини, но доселе никто не знал о всех перипетиях этой истории: по воле случая я стал первым читателем и исследователем дела № 2603 из Секретного архива III Отделения. Все эти годы читатели тютчевской лирики мало интересовались адресатом ряда прекрасных стихотворений и историко-бытовым контекстом их создания. «Когда б вы знали, из какого сора / Растут стихи, не ведая стыда..» Отныне мы знаем не только это, у нас есть основания переосмыслить стереотипные представления о событиях и лицах. Историю России трудно представить без имени князя Горчакова и совершенно невозможно вообразить русскую культуру без лирики Тютчева и романов Толстого. Теперь, когда моя история рассказана до конца, мы получили уникальную возможность иными глазами посмотреть на былых сопластников. Благодаря Надежде Сергеевне Акинфовой мы можем связать воедино эти столь различные, но одинаково дорогие для нас имена и явления культуры, постигая отечественную историю в ее многовариантности и незавершимости. Ибо и в наши дни силы государственной машины — по давней привычке — бесцельно растрачиваются в упрямой борьбе с естественным стремлением человека к личному счастью. Полагаю, что всего этого довольно для того, чтобы история русской культуры была отныне немыслима без имени этой женщины.
ФЕДОР ТЮТЧЕВ
АКИНФОВСКИЙ ЦИКЛ
Стихотворения, посвященные
Надежде Сергеевне Акинфовой
I
Как летней иногда порою
Вдруг птичка в комнату влетит,
И жизнь и свет внесет с собою,
Все огласит и озарит;
Весь мир, цветущий мир природы,
В наш угол вносит за собой —
Зеленый лес, живые воды
И отблеск неба голубой, —
Так мимолетной и воздушной
Явилась гостьей к нам она,
В наш мир и чопорный и душный,
И пробудила всех от сна.
Ее присутствием согрета,
Жизнь встрепенулася живей,
И даже питерское лето
Чуть не оттаяло при ней.
При ней и старость молодела,
И опыт стал учеником,
Она вертела, как хотела,
Дипломатическим клубком.
И самый дом наш будто ожил,
Ее жилицею избрав,
И нас уж менее тревожил
Неугомонный телеграф.
Но кратки все очарованья,
Им не дано у нас гостить,
И вот сошлись мы для прощанья, —
Но долго, долго не забыть
Нежданно-милых впечатлений,
Те ямки розовых ланит,
Ту негу стройную движений
И стан, оправленный в магнит,
Радушный смех и звучный голос,
Полулукавый свет очей,
И этот длинный тонкий волос,
Едва доступный пальцам фей.
1863
II
Сентябрь холодный бушевал,
С деревьев ржавый лист валился,
День потухающий дымился,
Сходила ночь, туман вставал.
И всё для сердца и для глаз
Так было холодно-бесцветно,
Так было грустно-безответно, —
Но чья-то песнь вдруг раздалась…
И вот, каким-то обаяньем,
Туман, свернувшись, улетел,
Небесный свод поголубел
И вновь подернулся сияньем…
И всё опять зазеленело,
Всё обратилося к весне…
И эта грёза снилась мне,
Пока мне птичка ваша пела.
1863 (?)
III
Проходя свой путь по своду,
Солнце знает ли о том,
Что оно-то жизнь в природу
Льет в сиянье золотом,
Что лучом его рисует
Бог узоры на цветке,
Земледельцу плод дарует,
Мечет жемчуг по реке?
Вы, на всё бросая смелый
Взгляд ваш, знаете ль о том,
Что вся жизнь моя и силы
В вашем взоре огневом?
1860-е годы
IV
Велели вы — хоть, может быть, и в шутку —
Я исполняю ваш приказ.
Тут места нет раздумью, ни рассудку,
И даже мудрость без ума от вас, —
И даже он — ваш дядя достославный, —
Хоть всю Европу переспорить мог,
Но уступил и он в борьбе неравной
И присмирел у ваших ног…
5 июня 1865
V
Как ни бесилося злоречье,
Как ни трудилося над ней,
Но этих глаз чистосердечье —
Оно всех демонов сильней.
Все в ней так искренно и мило,
Так все движенья хороши;
Ничто лазури не смутило
Ее безоблачной души.
К ней и пылинка не пристала
От глупых сплетней, злых речей;
И даже клевета не смяла
Воздушный шелк ее кудрей.
21 декабря 1865
VI
«Нет, не могу я видеть вас…»
Так говорил я в самом деле,
И не один, а сотню раз, —
А вы — и верить не хотели.
В одном доносчик мой не прав —
Уж если доносить решился,
Зачем же, речь мою прервав,
Он досказать не потрудился?
И нынче нудит он меня —
Шутник и пошлый и нахальный, —
Его затею устраня,
Восстановить мой текст буквальный.
Да, говорил я, и не раз —
То не был случай одинокий, —
Мы все не можем видеть вас —
Без той сочувственно-глубокой
Любви сердечной и святой,
С какой — как в этом не сознаться? —
Своею лучшею звездой
Вся Русь привыкла любоваться.
5/17 февраля 1869
