В 70-е гг. в коммунарском движении усилилось сектантство. «В состав коммунарской технологии входила выработка „заповедей“ группы. Проходил коммунарский сбор, и по кругу шло обсуждение некоего „общественного договора“ — правил жизни группы. В конце концов вырабатывалось несколько „заповедей“, принимавшихся всеми. И они были освящены коллективным авторитетом. Группа существовала несколько „поколений“, и устойчивые образования естественно возглавлялись стариками — „хранителями“ заповедей. Их власть была велика, так как структура группы обычно была военизированной. Но потом приходили новые активные люди. Кто-то принимал „заповеди“, а кто-то входил с ними в конфликт — ведь „заповеди“ были актуальны в то время, когда их принимали. И в итоге „реформисты“ становились „раскольниками“ — они изгонялись.
В то же время наряду с такими „традиционалистскими“ группами существовали группы „миссионерские“. Для них главным было не воспроизводство этой структуры, их лидеры вполне были социализированы в жизни. Они ездили по стране и „несли слово Божие“. Они показывали школьникам и педагогам, что нельзя жить в тихом болоте, что можно жить иначе. „Миссионеры“ уезжали, все снова погружалось в гнилую тишь, но кого-то это будило. У „миссионеров“, видимо, не было разработанной социальной программы, они стремились приблизить коммунизм. Но само понимание коммунизма у коммунаров этой волны было очень „широким“. Где-то в 1982–1983 гг. В. Хилтунен говорил мне: „Ко мне сегодня заходил один человек, и мы с ним беседовали о раннем христианстве. Но мне кажется, что коммунистическая идея шире, чем раннее христианство“. Если коммунистическая идея шире раннего христианства, то она во всяком случае шире марксизма»
[1066], — рассказывает К. Сумнительный. «У нас было такое объяснение, — комментирует В. Хилтунен, — которое возникло после чтения одного из детских писем: „В мире есть две идеи, которые занимают душу целиком: Бог и коммунизм“. Все остальные идеи тоже хороши, но человек не может придумать третью идею такого же масштаба. Всякий человек, не имеющий этих двух идей, начинает съеживаться душевно. Эти идеи по сути не враждебны. Я объяснял, что большая часть людей, которая томится сморщенностью души, идет по религиозной тропе — эта тропинка прописана. „А идея коммунизма, — говорил я тогда ребятам, — прописана только у Ефремова и у Урсулы Легуин. По сути говоря, никакого третьего текста нигде нет, потому что другие тексты ничем не пахнут. Мы созидаем эти тексты на наших сборах. Мы проживаем ненаписанную практику коммунизма. И это может вылиться в то, что может быть описано. Мы герои, потому что по ненаписанным нотам пытаемся воспроизвести симфонию“»
[1067].
Ортодоксальная часть коммунаров стала искать «дело», где коммунарская методика могла бы принести наибольшую пользу, очевидную и для общества, и для властей. Р. Соколов пропагандировал «культ-армейство» — создание армии, борющейся за повышение уровня культуры среди подростков. Армия должна решать нелегкие задачи — «культармейцы» принялись за трудных подростков. Клуб «Орион» (1968–1970) создал «Курсы общественных профессий», выпускники которых в 1970 г. сформировали «Дружину юных культармейцев». Вместе с кафедрой педагогики и комитетом комсомола МГПИ им. В.И. Ленина они создали «Экспериментальный педагогический отряд». Получив помещение, отряд развернул работу в досуговом центре «Форпост коллективного освоения культуры» имени С. Шацкого.
«Алый парус» поддержал это начинание. Опыт педотрядов получил поддержку коммунарской среды.
Главным актом педотряда был «десант», аналогичный коммунарскому «сбору». «Десанты» высаживались в детским домах, колониях, в селах.
От коммунаров педотряды унаследовали педагогическую технологию и организационную структуру (сборы, советы комиссаров). Но они пошли дальше. Около 10 коммунарских групп в 1972 г. объединились в Коммунарское макаренковское содружество, а затем, чтобы нормализовать отношения с ВЛКСМ, курировавшем эту сферу, — в Содружество макаренковских комсомольских педагогических отрядов. Но единую организацию создать не удалось — один из лидеров Ю. Устинов был в 1973 г. обвинен соратниками в недостойном поведении, и движение раскололось на его обличителей и защитников.
Своеобразной разновидностью педагогических отрядов стали летние «профильные» лагеря при научных учреждениях, работавшие с одаренными подростками. Эти лагеря были и рассадниками инакомыслия, иногда довольно демонстративного. Так, в столовой летнего лагеря под Красноярском висел лозунг: «На штурм вершин науки не пошлешь морскую пехоту».
В 1973 г. С. и В. Икрянниковы, лидеры «Экспериментального педагогического отряда студентов и старшеклассников» (ЭПОСС) выступили за соединение коммунарского воспитания с производительным трудом, как это делали в свое время С. Шацкий и А. Макаренко. Но советское законодательство запрещало детский труд.
Новая попытка объединения была предпринята в 1975 г., когда на слете двух десятков педотрядов на Волге был даже создан устав Содружества как самостоятельной организации. Но под давлением умеренного крыла движения от его принятия отказались. Во второй половине 70-х гг. ЦК ВЛКСМ снова усилил давление на коммунаров. «Ко мне прицепились, — рассказывает Р. Соколов, — доказывая, что мой отряд неправильный, поскольку в комсомольском положении было написано, что комиссаром отряда может быть либо коммунист, либо комсомолец. А я ни то, ни другое. Я им отвечаю: „Как же отряд неправильный, когда мы это все и начинали. Я же это все придумал!“ „А это неважно, что ты это все придумал, ты теперь под постановление не подходишь. В комсомол вступать поздно, в партию — кто примет? Так что получаешься, ты — самозванец“»
[1068].
Под эгидой комсомола движение педотрядов «продержалось» до 80-х гг. Но кризис 60-х гг. повторился в конце 70-х. «Мы ездили, возбуждали, — вспоминает В. Хилтунен, — возникала группа молодых людей, которая спрашивала — а куда дальше идти? Ответить мы не могли. Это была только скорая помощь. „Комбриг“ поставил перед нами ультиматум: „Мы не хотим заниматься социальным провокаторством. Нужно что-то новое“. Тогда мы занялись семейными клубами и Загорском. Слой, который мог делать что-то реальное, был очень узким. Люди выросли и отчасти ушли в похожее на коммунарство игрище семейных клубов. Оно подобрало почти всех, кто мог быть подбираем. Часть бездетных радикалов „чегеварного“ типа ушли в Загорск. Загорск был последним козырем марксизма, поскольку доказывал — сознание можно формировать извне. Здесь снималась проблема социального провокаторства, потому что этим детям можно было сделать только лучше»
[1069]. Эксперимент в Загорске был начат еще при участии философа-марксиста Э. Ильенкова, разрабатывавшего методику формирования интеллекта практически не развивавшихся слепоглухонемых детей с помощью организованной педагогами моторной деятельности. После гибели Ильенкова коммунары-педотрядовцы решили взять «шефство» над детдомом. Педотряд А. Савельева, А. Вакуленко и др. работал с детьми, раз в неделю устраивая коммунарский «табор» для местных детей и приезжих семей, в большинстве своем — участников движения семейных клубов. Через эти сборы прошло 11–12 тысяч человек.
