Пропаганда славянофильства нашла благодатную почву среди писателей — «деревенщиков». Ф. Абрамов говорил: «К славянофильству я отношусь очень положительно. Что такое славянофильство? Это любовь к славянам. Любовь к славянским народам, разве это плохо?» Но это, по мнению Абрамова, не должно означать, что другие народы хуже славянских. «В острых спорах с западниками, а эти споры продолжаются и сегодня, они, как все люди своего времени, допускали крайности в своих суждениях»
[503]. Это высказывание может быть применено не только к XIX веку.
Русский клуб прекратил существование в 1972 г. Н. Митрохин считает, что причиной этого был карьерный рост его участников: «те же проблемы не менее, а порой и более откровенно можно было обсуждать и в стенах редакций, и в ресторанах ЦДЛ и Дома журналистов»
[504]. Но возможности обсуждать «те же проблемы в редакциях» были и раньше, а карьеру сделали не все участники заседаний. Клуб просто выполнил свою задачу «мозгового штурма», и после этого стал не нужен. Свою роль в прекращении работы клуба сыграло также усиление натиска официальных охранителей на национал-патриотов.
* * *
30 марта 1972 г. состоялось давно готовившееся заседание Политбюро, где был нанесен удар по национализму, что было связано с важными кадровыми перестановками. Вскоре в связи с националистическими прегрешениями свои посты потеряли руководитель Украины П. Шелест и Грузии В. Мжаванадзе. В 1973 г. Шелест был выведен из Политбюро и вслед за грузинским коллегой отправлен на пенсию. Полянский был перемещен с поста заместителя председателя Совмина СССР на пост министра сельского хозяйства.
Решение Политбюро 1972 г. повлияло на судьбу украинских националистов (см. Главу X) и привело к развязке драму аппаратных интриг националистов начала 70-х гг.
В 1970 г. развернулась полемика вокруг романов И. Шевцова «Во имя отца и сына» и «Любовь и ненависть», носивших охранительный характер с сильными националистическими акцентами. Они были раскритикованы прогрессистами. В «Советской России» готовился ответ И. Кобозева, но его публикацию запретил и.о. завотдела пропаганды А. Яковлев. Его запрет удалось снять лишь под давлением Д. Полянского и В. Голикова. Непосредственное указание о публикации дал заместитель Яковлева М. Дмитрюк, не поставивший в известность своего шефа. Это лишний раз доказывает, что номенклатурные кланы не были едины в идеологическом отношении, и сторонники разных взглядов были в них перемешаны (кстати, и Яковлев в свое время возрастал в чинах в клане Шелепина).
На этом история не закончилась — в полемику собралась вступить «Комсомольская правда», редактор которой Б. Панкин был умеренным прогрессистом (руководство КПСС знало о его неважных отношениях с первым секретарем ВЛКСМ Павловым — ярым охранителем, но Брежнева это устраивало). Выступление «КП» заблокировала цензура, которая блюла установку на погашение любых скандалов. Б. Панкин через референта по международным делам Е. Самотейкина вышел на Брежнева, указав на неблагоприятный резонанс на Западе от публикации сталинистских произведений Шевцова. Одновременно Яковлев пожаловался Суслову на нарушение субординации редактором «Советской России» В. Московским. Создав аппаратный перевес, прогрессисты добились разгрома противника. Произведения Шевцова были раздраконены «ЛГ» 13 мая, которая дала сигнал для широкой кампании критики. В. Московский и М. Дмитрюк потеряли посты
[505].
Став главным гонителем национал-сталинистов, А. Яковлев подготовил концептуальное выступление против националистов. 15 ноября 1972 г. в «ЛГ» вышла его статья «Против антиисторизма», критиковавшая почвенников. Значение публикации заключалось в том, что аргументы, которые раньше высказывали прогрессисты, в частности А. Дементьев, на этот раз были изложены высокопоставленным чиновником с репутацией ортодокса. Выступление Яковлева не было согласовано с секретарем по идеологии П. Демичевым. Поэтому, когда литераторы из патриотического лагеря заручились поддержкой М. Шолохова, Демичев дал ход письму литературоведа П. Выходцева, где статья Яковлева была разобрана критически. К этому времени Брежнев уже достиг необходимых результатов кампании против националистов, выступление Яковлева было сочтено неудачным, и его отправили в почетную ссылку послом в Канаду.
Аппаратные противостояния, таким образом, ограничивали возможности бюрократии контролировать общественные и идейные течения. Реформисты и национал-патриоты могли эффективно защищаться с помощью союзников «наверху».
* * *
В начале 70-х гг. национал-патриоты получили сильное подкрепление.
После разгрома редакции «Нового мира» «деревенщики», которые в 50-60-е гг. были одним из отрядов прогрессистов, переходят под крыло патриотов, к которым тяготели идейно. Редактор «Нашего современника» С. Викулов стал печатать В. Астафьева, Ф. Абрамова, В. Белова и других «деревенщиков». Так образовалась коалиция «красных патриотов» и «деревенщиков», которые теперь стали склоняться к почвенничеству, «белому патриотизму». При этом многие деревенщики во всяком случае в начале 70-х гг. не были националистами-ксенофобами, и поэтому можно согласиться с Н. Митрохиным в том, что «все же не стоит ассоциировать всех писателей — приверженцев „деревенской“ темы — с „русской партией“ и движением русских националистов (как это делает, например, И. Брудный)»
[506].
А. Дементьев упрекает «деревенщиков»: «Их поэзия — это не поэзия земледельческого труда, а скорее поэзия отдыха в деревне, на лоне природы»
[507]. Но потому они и так популярны — горожанин устал от урбанизма и хочет отдохнуть в деревне. Это его стремление и выражают литераторы-деревенщики.
Произведения «деревенщиков» в конце 70-х гг. все более критичны. Они показывают моральное разложение, царящее в обществе «развитого социализма», разрушительное воздействие индустриальной машины — «технического прогресса» на человека и природу. Надежду на спасение «деревенщики» видят в сохранении традиций, а не в победной поступи «прогресса». Но в отличие от Солженицына, выступившего с аналогичными идеями, «деревенщики» не делали политических выводов.
Иногда «деревенщики» позволяли себе и выступления на грани риска. В 1982 г. нашумела рецензия М. Лобанова в «Волге» на роман М. Алексеева «Драчуны», в котором он обличал коллективизацию и коммунистическое наступление на русское крестьянство. Не удивительно, что выступления почвенников то и дело влекли за собой официальную критику, разбирательства, а иногда — и оргвыводы
[508]. В целом «славянофилы» конца 70-х-начала 80-х гг. были достаточно осторожны, чтобы не потерять массовую трибуну, и в то же время достаточно критичны, чтобы привлекать внимание.
