Мастер провожает Мастера
Через семь месяцев Булгакову поставили страшный диагноз — гипертонический нефросклероз. В прошлом врач, Михаил Афанасьевич знал, что его болезнь неизлечима. На следующий год Булгакова не стало.
И снова, совсем не на страницах самого известного, самого ныне читаемого романа, который Мастер все-таки успел дописать, а на его похоронах в кругу пришедших с ним попрощаться родных и близких появился человек, поразительно смахивающий на заметно постаревшего Арчибальда Арчибальдовича. Ибо опять каждый бросивший в его сторону взгляд невольно отмечал и несколько погрузневшую с годами, но все ту же корсиканскую стать. И конечно же окладистую бороду клином до пояса — правда, уже не сплошь цвета воронова крыла, а с обильной проседью.
Да, это был он — уже давно, широко и даже легендарно известный всей артистической, писательской, журналистской и прочей публике директор ресторана ВТО — Яков Данилович Розенталь.
Процедура запоздалого опознания
На этот раз его миссия была печальной. Он пришел проводить в последний путь очень дорогого для себя человека. О том, что сам он прототип весьма характерного героя в «Мастере и Маргарите» и в этом качестве его уже обессмертил Булгаков, Борода так, скорее всего, никогда и не узнал. Да и не мог знать, что бы там ни говорили по данному поводу многие — как правило, «лично знавшие» и «с первого взгляда опознававшие» в нем фактурного распорядителя «Дома Грибоедова». Поскольку ушел Яков Данилович из жизни за год до того, как самый первый, так называемый журнальный вариант «Мастера и Маргариты» наконец-то увидел свет.
Только тогда, открыв для себя это великое произведение, все те, кто действительно воочию видел Бороду, — уже задним числом — получили возможность сличать его с Арчибальдом Арчибальдовичем. А заодно и обнаруживать в мифическом «Доме Грибоедова» реальные черты мест когда-то самых известных в Москве творческих тусовок.
Возвращение праздника
Впрочем, вернемся в ту пору, когда до этих открытий еще было без малого три десятка лет. В июне 1941 года мирная жизнь кончилась. Началась война. Антракт в Доме актера практически затянулся до ее конца. Все это время Розенталь находился в эвакуации, заведовал столовой в Томске, потом в 1943 году и до самой Победы кормил мхатовцев, затем начальствовал в отделе рабочего снабжения (ОРСе) того же МХАТа.
Между тем после войны жизнь в Доме актера снова забурлила. «Премьеры кинофильмов, творческие вечера, капустники, встречи Нового года… — вспоминал в своих записках актер Г. Бахтаров. — Записаться на них было очень трудно — для этого надо было иметь личные связи. Пользуясь ими и приязнью директора Дома актера Александра Эскина, я тоже несколько раз участвовал в этих новогодних праздниках. Это было всегда весело: подарки, игры, фанты, танцы, капустники, между закусками и вторым блюдом — концерт, затем десерт, мороженое, и так до шести утра…»
«Вырезка лома актера». Версия № 1
В 1948 году в ресторан Дома актера вернулся его первый директор. И снова по Москве понеслась слава о Бороде, о котором тот же Бахтаров, обращаясь к тем дням, вспоминал: «Яков Данилыч мог организовать вырезку с кровью, она называлась «вырезка Дома актера» с жареной картошкой пай. Это было божественное блюдо, тающее во рту. Появлялись и копченые угри, и грибочки. Причем все это относительно дешево. Там можно было пообедать за рубль, а если оказывался еще и полтинник, то взять и рюмку водки». После этих слов снова вспомнились ранее приведенные слова более молодого коллеги Бахтарова — актера театра и кино Евгения Стеблова об особой ценовой доступности всего того, что можно было заказать, сидя за столиком в ВТО. Сейчас молодой актер вряд ли со своей зарплаты сможет оплатить обед в заведении подобного класса. А тогда — пожалуйста!
А ведь сколько интересного было в этом местечке помимо расценок и еды!
Привет тебе, родной «гадючник»!
Сам я впервые проник в этот ресторан в 1963 году. Хотя первоначальной целью был совсем не он. А одна из тех, тогда транслируемых на всю страну по ТВ «Театральных встреч», в которых участвовали маститые Леонид Утесов, Ростислав Плятт, Рина Зеленая и другие сценические звезды, а вели совсем еще юные Александр Ширвиндт с Михаилом Державиным. Напомню мимоходом, что знаменитая, найденная ироничным Ширвиндтом маска неулыбающегося конферансье с все понимающим и потому немного грустным взглядом тоже родилась на подмостках старого Дома актера.
Не знаю, что тогда произошло, но проведение встречи оказалось под вопросом. И проведший меня в ВТО Миша Козаков со словами «Давай-ка пересидим в родном гадючнике…» затащил в ресторан.
По первому впечатлению там меня ждало разочарование. Нет, не в качестве еды и обслуживания. Бороды тогда уже не было — он в 1961 году ушел на пенсию. Но в том, как у нас быстро приняли заказ, как вкусна была «вырезка по-деревенски», за мясом для которой — по слухам — главный повар самолично ездил на Центральный рынок, — тень легендарного Якова Даниловича там незримо присутствовала.
Так что, в чем, в чем, а в своих гастрономических ожиданиях я совершенно не обманулся. А вот ресторанный зал воображал совсем другим. На фоне богатых интерьеров остальной части дома — великолепный паркетный пол, тяжелые гардины, прекрасная, старинного вида мебель — он выглядел довольно скромно и даже где-то по-советски, типово.
«Собачий вальс»
Более всего меня неприятно поразило поведение завсегдатаев. Наслышанный от очевидцев о том, что за этими столиками можно было разом застать легендарных стариков МХАТа, звезду ермоловского театра Всеволода Якута, популярного киноартиста и певца Марка Бернеса, композитора Василия Соловьева-Седова, автора ставших тогда почти народными «Подмосковных вечеров», я соответственно к тому и готовился. Но великих в тот день, как назло, не было. А в зале самозабвенно тусовалась какая-то артистическая молодежь, в том числе несколько Мишиных коллег из молодой, но уже хорошо известной стране команды театра «Современник» во главе со своим лидером и будущим режиссером обновленного им МХАТа Олегом Ефремовым.
Честно говоря, я наивно предполагал стать свидетелем некоего театрального действа, перенесенного с подмостков сцены в быт.
А тут, можно сказать, мои тогдашние кумиры перебегали от столика к столику, преувеличенно жестикулировали, лобзались, обнимались. Ни дать ни взять беспризорные псы на пустыре — разве что только под хвостами друг у дружки не нюхают…
Я, конечно, впал в ступор. А мой прекрасно все понимающий спутник лишь хохотал и говорил: «Брось, старик (так тогда было принято обращаться в молодой продвинутой среде)! Плюнь! Это просто ритуал и привычная страсть к лицедейству!»
Дороги, которые мы выбираем
Между прочим, не кто иной, как именно Миша Козаков, буквально накануне невольно приготовил меня к совсем иного характера действу своим рассказом. В нем речь шла о том, что недели за две до нашей встречи в этом же самом ресторане ВТО ему довелось стать свидетелем довольно знаменательной встречи, а именно как совершенно случайно здесь нос к носу столкнулись две когда-то совсем не чужие друг другу личности. Это были Олег Ефремов и Алексей Аджубей.
