Теннисные туфли хрустели по гравийной дорожке, когда она приблизилась к гроту; одинокая свеча манила к себе, как фонарь в конце причала. За гротом, прямо на краю сада, начинался лес, где густо растут канадские ели, буки и красные клены. Она услышала шаги на лиственной подстилке. Заметила какое-то движение – белую вспышку, проплывающую между стволами. Это волосы, светлые волосы. Тесс моргнула, и видение пропало.
– Подожди! – закричала она и побежала к опушке леса, но, когда она попала туда, фигура исчезла. Может быть, это игра воображения? Может быть, годы застарелой вины наконец привели к галлюцинациям?
По дороге с жужжанием проехал мотоцикл.
Тесс повернулась и вернулась к гроту.
Она стояла перед святилищем, перед фотографией Сьюзи, освещенной мигающей поминальной свечкой в стеклянной баночке. Потом она увидела, что было оставлено рядом.
– Невероятно, – прошептала она и наклонилась. Тесс была уверена, что где-то в лесу у нее за спиной раздался тихий, шелестящий смешок.
Она посмотрела на старый карманный нож, лежащий перед рядом молельных плошек. Складной нож для бойскаутов с красной ручкой, большим лезвием, малым лезвием, открывалкой, ложкой и вилкой. Тесс сразу же узнала нож, которым Сьюзи пользовалась на фотографии в пластиковой оправе, тот самый нож, с которым она не расставалась последним летом. Сьюзи забрала этот нож у бесчувственного Спенсера Стайлса на обочине шоссе в Новервилле, штат Мэн.
А теперь, десять лет спустя, Спенсера нашли мертвым возле открытки из Вермонта с манифестом «Сердобольных Разоблачителей». А здесь, в гроте, появился его нож.
Не о чем беспокоиться.
Ну да, конечно.
Тесс опустилась на колени, взяла нож и повертела его в руках. Ее сердце бешено заколотилось в грудной клетке, мысли спутались. Она была уверена, что нож лежал в кармане Сьюзи в ту ночь, когда она умерла.
Тесс повернулась с ножом в руке и уперлась взглядом в темный лес.
– Эй! – окликнула она. Затем, почти шепотом: – Сьюзи?
Может быть, Генри прав, и призраки действительно существуют. Если Сьюзи каким-то образом нашла обратный путь, то Тесс знает, что ей нужно. Она знает, но не посмеет сказать об этом.
Глава 16
Генри нашел рулон черного пластика, вырезал несколько квадратов и закрепил их степлером на окнах амбара. Он закрыл сдвижную дверь своей комнаты на засов, хотя знал, что в этом нет необходимости: Эмма и Тесс не войдут туда, не постучавшись и не позвав его.
Генри принял еще четыре таблетки аспирина, налил себе вина и провел дрожащими пальцами по красному лаку для ногтей на твердой обложке дневника Сьюзи.
За все годы, пока дневник лежал в коробке для инструментов, Генри ни разу не открывал его, опасаясь того, что каким-то образом может выпустить джинна из бутылки. Но теперь он чувствовал, что уже слишком поздно: джинн вырвался на свободу. Боже, помоги им всем.
Генри взял вино и дневник и направился к каноэ, залез внутрь, устраиваясь в грубо выструганном желобе. Он сделал глоток вина и подумал, что нужно было принести бутылку. Потом раскрыл дневник на коленях ближе к концу.
Даже сейчас, спустя десять лет, он слышал голос Сьюзи, ругающий его за такую наглость, как будто она сказала: «Что ты надеешься найти?»
27 июля, хижина у озера
Когда я пишу эти слова в мигающем свете масляной лампы, пленник уже спит. Уинни следит за ним. Иногда, когда я вижу ее с пушкой в руке, испытываю кайф, который начинается как щекотка на макушке, проходит насквозь и горячо ударяет в промежность. Кто бы мог подумать, что такая тощая и угрюмая девчонка, как Уинни, вызовет у меня такие ощущения?
С другой стороны, кто мог бы угадать, что все так сложится?
Теперь они хотят знать, что делать дальше. Мне бы хотелось просто смыться, и пусть они хоть раз подумают сами. Возможно, я не такая бесстрашная предводительница, какой они меня считают. Им кажется, будто я долбаный режиссер, который с улыбкой командует балом и которому не страшны никакие кризисы.
Да, я собрала нас вместе. У меня была идея написать манифест. Я определила цель. Мы изменим мир, когда разберем его на части, кусок за куском. Разломаем его и порвем в клочья. Лишь тогда мы будем поистине свободными.
Разоблачение = Свобода. Правильно? Правильно.
Но иногда я опасаюсь, что наша затея станет настолько грандиознее и сильнее, чем мы сами, что мы растворимся в ней или просто испаримся. Возможно, это уже происходит. Являюсь ли я той самой Сьюзи, которую видят другие, – скажем банально, – девушкой, которая носит маску? Девушкой, у которой трясутся поджилки, потому что, так или иначе, события вышли из-под ее контроля?
У нас есть пленник! Мы похитили парня под прицелом оружия. Да, мы сделали это. И мы сделали это потому, что я сказала: это будет правильно. Вот дерьмо. Кто, черт возьми, я такая? Я не знаю, кого винить: меня за то, что начала все это, или их за то, что покорно следовали за мной.
Действительно ли я спасаю Уинни? Позволяя ей направлять пушку (полученную от меня) на парня, который месяцами помыкал ею и заставлял ее ненавидеть себя. Если кто и заслуживает, чтобы его терроризировали, то этот ублюдок первый в очереди.
Тем не менее действительно ли это акт разоблачения или какая-то гребаная личная вендетта? Сегодня Тесс спросила: «Где же здесь твои сердобольные чувства, Сьюзи?» Тесс иногда может быть занудной сучкой, но в ее словах есть смысл.
Они начинают сомневаться во мне. Думают, что мы зашли слишком далеко, когда привезли сюда Спенсера. Разговорчики в строю… ха! Но я не знаю…
Слышите меня, Уинни, Тесс и Генри: Я НЕ ЗНАЮ! Вот вам последняя новость: я тоже смертна. Я не Джеймс Бонд, который все просчитывает на двадцать шагов вперед.
Хорошо, так что же я знаю?
Вот что: сейчас нам важнее всего любой ценой держаться вместе. Мы не можем разойтись кто куда. Хотя иногда мне кажется, что нам суждено разделиться на части (в конце концов, мы же Разоблачители!), что нам придется действовать по отдельности.
Что бы ни случилось и как бы ни закончилась эта заварушка, мы хорошо потрудились. Я убеждена в этом. Мы посвятили себя чему-то и достигли этого. Мы разоблачили кое-кого догола, до самых костей. Мы высосали мозг из этих костей. Сколько людей могут сказать о себе то же самое? Сколько из них были такими же храбрыми?
Генри закрыл дневник, встал и направился за бутылкой. Потом снова устроился в каноэ и стал читать предыдущую запись.
26 июля, хижина у озера
У нас проблема с кошками. Все началось с громадного рыжего кота, который привел с собой подругу. Не прошло и нескольких дней, как уже целых пять кошек околачивались вокруг. Да еще Уинни привезла котенка из города. Она продолжает кормить их. Они не выглядят бродячими, но она говорит, что это так. Что их бросили хозяева. Теперь им нужен дом. Мы оставляем повсюду миски с молоком, консервированным тунцом и «Фрискис». Кошки приходят и уходят. Уинни приводит новых и дает им клички, за которыми никто не может уследить: Джаспер, Юм-Юм, Ирис, Бродяга, Гровер. Первого кота, с которого все началось, она называет Морковкой. Что за имя для кота? Но я люблю Уинни, и все остальные ее любят, поэтому так и будет.
