Вернувшись в хижину, Уинни подметала и терла, пока у нее не разболелась спина, а на руках не появились кровавые мозоли. Она вымыла все чашки, миски, тарелки и столовые приборы в горячей воде с хлоркой. Она оставила привлекательные кучки отравленного корма для мышей.
Пока она убиралась и приводила дом в состояние определенного порядка, то собирала артефакты давно прошедшего лета: наброски на покоробленной и пожелтевшей бумаге, снимки, сваленные в ящике, коробку с угольными карандашами для рисования. Она прикрепила к стене некоторые старые рисунки и положила на стол коробок спичек, пепельницу и старинные, высохшие остатки табака «Драм» рядом с ней. Иногда, оглядываясь по сторонам, она заставляла себя поверить, что время остановилось и Сьюзи вот-вот появится у входа.
Когда хижина была приведена в полный порядок, Уинни стала палеонтологом и попыталась собрать старые кости, чтобы воссоздать лося Сьюзи, который несуразной кучей лежал сзади.
Потом Уинни сделала перерыв, чтобы проследить за домом Генри и Тесс. Она следовала за Тесс до фермерского рынка и художественной галереи. Она проследила за Генри до его офиса с вывеской «Дефорж: покрасочные работы». Уинни помнила, как Генри собирался присоединиться к бизнесу своего отца много лет назад. Однажды она тоже приехала, и старик пригласил их обоих на ланч. Генри уважал своего отца, но, как чувствовала Уинни, испытывал нечто вроде здорового презрения к его образу жизни: покрасочная компания, старый фермерский дом, обеды в Торговой палате, встречи в Лосином клубе. Теперь Генри выбрал тот же путь. Или, думала Уинни, наверное, это жизнь выбрала его и увлекла за собой в мощном потоке, против которого он не смог выплыть.
Она многое знала об этих потоках. Разве не они привели ее домой в Бостон, где она перепробовала целую кучу вшивых низкооплачиваемых работ, в том числе секретаршей в доме для престарелых и ночной служащей в «Севен-Элевен»
[12]? В первое время она просто отключалась и приходила в себя, липкая от крови, сочившейся от мелких порезов на запястьях, и сонная от снотворных таблеток, которые она подворовывала с отпускной стойки «Севен-Элевен». Второй раз был чистым идиотизмом. Она находилась дома перед ужином в День благодарения и заперлась в верхней ванной, где запихнула в себя все таблетки из медицинского шкафчика. Когда она не спустилась к столу, ее отец взломал дверь. Ее мачеха, посмотревшая слишком много серий «Скорой помощи», начала искать пульс. Она закатала рукав Уинни и заметила шрамы. Пока они дожидались «Скорой помощи», мачеха раздела приемную дочь догола, – Уинни могла представить, как она сердито срывает одежду с якобы безжизненного тела, – и увидела размер ущерба. Уинни очнулась в психиатрической палате, где ее продержали полтора месяца. Потом ее сочли достаточно здоровой для самостоятельной жизни и выпустили с двумя рецептами и направлением в местный центр психического здоровья. Все это она отправила в мусорный бак у железнодорожного вокзала.
Вчера утром мачеха позвонила ей на мобильный и сообщила о звонке частного сыщика, который искал ее; некто по имени Спенсер Стайлс был найден мертвым с открыткой в руке, – судя по описанию, точно такой же, как и адресованная Уинни.
Под воздействием этой последней новости она наконец решилась нанести визит Генри и Тесс. Она подъехала к их дому, уверенная в том, что когда ее присутствие будет замечено, то ее пригласят выпить кофе и вспомнить прошлое, а она покажет им странную открытку. Но дома никого не оказалось. Уинни обошла старое кирпичное здание, заглядывая в окна, посидела на деревянной скамейке перед бассейном и даже сняла теннисные туфли и немного поболтала ногами в голубой воде. Она прошлась по двору и обнаружила скульптурный сад, где остановилась посмотреть на золотую рыбку в пруду и на статую Тесс и Генри в виде танцующих людей с испуганными лицами и львиными туловищами. На этой работе лежал отпечаток личности Тесс.
Уинни обследовала дальний угол сада и нашла грот с фотографией Сьюзи, установленной в центре. Уинни опустилась на колени, так что ее глаза оказались на одном уровне с глазами ее бывшей возлюбленной. Это выглядело так, как будто она застала Сьюзи врасплох и безмерно удивила ее. Уинни как будто заглянула в прошлое через волшебное окно и обнаружила пораженную Сьюзи, смотревшую на нее, как на призрачное видение.
После этой встречи в гроте она поспешно вернулась к автомобилю и поехала к старой хижине, – именно туда, где была сделана фотография, – ощущая, что граница между прошлым и настоящим стала слишком размытой для встречи с Генри и Тесс лицом к лицу.
Сегодня днем она решила попробовать еще раз, но зайти с другой стороны. Она оставила номер своего телефона в почтовом ящике Генри. Будет проще, если он сначала приедет к ней, если она встретится с ними по очереди.
Теперь, снова в хижине, Уинни сняла мокрую одежду Сьюзи и залезла в спальный мешок, радуясь окончанию этого злосчастного дня, когда все пошло не так, как было задумано. Возможно, она упустила последний шанс на воссоединение с Генри и Тесс. Она никогда не умела находить правильный подход к людям.
– Идиотка, – пробормотала она себе под нос.
Луна играла с тенями в хижине, растягивая их и заставляя стены выглядеть так, словно они тоже покрыты шрамами. А ведь так оно и было. Уинни понимала это и могла чувствовать их. Хижина испытывала такую же боль, как и она сама. Она сунула руку под подушку и достала пачку писем. Потом включила фонарик и прочитала первое из них.
1 января, 12.40
Дорогая Вэл!
Счастливого долбаного Нового года. Я только что высосала полбутылки шнапса на перечной мяте. Никакого шампанского дома, вот беда. Боже, я скучаю по тебе. Дела в старом добром Нью-Джерси обстоят просто шикарно. Я делю свое время между днями во «Франкфутере» – да, ты правильно прочитала это слово, – где я намазываю соусом чили сосиски к гамбургерам футовой длины, и вечерами в доме моей тети, где я сооружаю коллаж на стенах темницы, которая называется моей комнатой. Тетушка, которая ясно дает понять, что мое пребывание здесь выводит ее из себя, вроде бы думает, что снова попала в тюрьму или в реабилитационную клинику. Но никто из нас пока не нагнетает ситуацию.
Мне жаль, что у тебя так паршиво сложилось со Спенсером. Нет, ни капли не жаль. Он претенциозный кусок дерьма, который обращается с тобой как с маленькой девочкой. Ты заслуживаешь лучшего. Ты заслуживаешь настоящей любви со всеми ее прекрасными осложнениями.
Спасибо за стихи. Я переписала их на стене прямо над моей кроватью и читаю их каждый раз перед тем, как погрузиться в пьяное забытье. Они великолепны, Вэл. Ты великолепна. Если бы ты была здесь, то я бы расцеловала тебя.
Надеюсь, Новый год принесет с собой исполнение наших сокровенных желаний.
С любовью и последствиями,
Сьюзи.
P. S. Вот копия манифеста, над которым я работала. Думаю, это последний черновой вариант, но я хотела показать тебе, прежде чем считать работу законченной. Я не лучший писатель в нашей группе.
