– Диссоциативный эпизод, – сказала Мэл, когда они ехали домой на заднем сиденье «Блейзера». – Верный признак одержимости.
– Ну конечно, – ответила Эмма, думая о том, что ей пора немного отдохнуть от Мэл, которая по-крупному действовала ей на нервы последние несколько дней.
Эмма прижала к уху телефонную трубку.
– Вы еще здесь? – спросила она.
– Да, – ответила Уинни. – Знаешь, есть древняя китайская поговорка, которая гласит, что когда ты спасаешь человеку жизнь, то чувствуешь себя ответственным за него.
Эмма немного поразмыслила об этом и улыбнулась.
– И что? Разве это значит, что вы всегда собираетесь присматривать за мной?
Это казалось ей непонятным. Как будто Уинни ей что-то была должна, а не наоборот.
– Это значит, что я буду стараться. Это значит, что ты можешь рассчитывать на меня, если тебе захочется поговорить.
Эмма вертела телефонный провод между пальцами. Возможно, Уинни думает, что она чокнутая. Она беспокоится о том, что Эмме захочется поговорить с ней. Но, по крайней мере, она не считает, что Эмма одержима дьяволом… пока не считает.
– Моя мама не хочет, чтобы я больше приезжала в хижину.
Наступила тишина. Она услышала в трубке дыхание Уинни.
– Она не сказала почему?
– Она думает, что это опасно.
– Возможно, она передумает, – сказала Уинни.
Ну конечно. Если Эмма что-то знает о своей матери, так это то, что если она принимает решение, то до конца придерживается его.
– Моя мама всегда была такой упрямой? То есть когда вы были знакомы в колледже?
Уинни тихо рассмеялась.
– У нее всегда была сильная воля, – сказала она. – И они с твоим папой были поразительно одаренными людьми.
Эмма подумала о фотографии, которую она нашла: папа обнимает маму за плечи, они оба выглядят молодыми и счастливыми. Давным-давно.
– И они любили друг друга, да? – голос Эммы немного задрожал.
– Ну конечно, – ответила Уинни.
– Думаю, они могли бы начать снова, – сказала Эмма. – То есть мне кажется, что они все еще любят друг друга; им нужно только вспомнить, как это было. Вернее, напомнить.
– Эмма, – сказала Уинни. – Иногда, если люди расходятся, это к лучшему. Я не утверждаю, что это относится к твоим родителям. Я лишь говорю, что не стоит тешить себя безумной надеждой на то, чего может никогда не произойти. Ты понимаешь, о чем я?
– Да, – глухо ответила Эмма и закусила губу.
– В одном я уверена, – продолжила Уинни. – Они очень любят тебя, и ничто этого не изменит.
Эмма попыталась представить, как сильно они будут любить ее, если она окажется совершенно чокнутой. Как они будут ссориться и перекладывать вину друг на друга. Она собиралась соединить их, а не дать им новый повод для споров.
– Знаете, – сказала Эмма, – работа над Фрэнсисом заставила меня кое о чем задуматься. Наверное, я попробую сделать собственную скульптуру.
– Это потрясающая идея, Эмма!
Это хорошая идея, которая даже не приходила ей в голову, пока слова не сорвались с ее губ. Она полагала, что это и есть та вещь, которую называют творческим вдохновением.
Она пойдет по стопам своих родителей. Возможно, если она смастерит скульптуру, это наконец сблизит их друг с другом. Им будет о чем поговорить. Единственная проблема состояла в том, что Эмма никогда не считала себя художественно одаренной. Она больше была склонна к математике и другим наукам. Искусство всегда казалось ей таким… таким неаккуратным.
– Но я не знаю, с чего начать. То есть как мне приступить к делу. У меня нет глины и всяких инструментов.
– Используй то, что у тебя есть, – посоветовала Уинни. – Люди делают скульптуры из ткани, старых телефонов и разного мусора. Посмотри на свой дом творческим взглядом.
Эмме понравилась мысль о том, что у нее есть творческие взгляды. Это связывало ее с родителями.
– Никто не видит мир так, как ты, Эмма. Искусство – это умение делиться с миром своим личным видением. Возьми то, чего никто больше не может видеть, и надели это жизнью.
После следующих нескольких указаний от Уинни Эмма повесила трубку и прошлась по дому, собирая вещи: пластиковые мешки для мусора, старые носки, резиновые ленты и старое платье ее матери из коробки с вещами, отложенными на благотворительные цели.
Она услышала, как ее мама нападает на боксерскую грушу в подвале. Стук кожаных перчаток и бряцание цепей: звуки, издаваемые рассерженным призраком. Пол слегка дрожал у нее под ногами.
– Я живу в доме с привидениями, – сказала она, не обращаясь ни к кому в особенности.
На кухонном столе Эмма заметила цифровую фотокамеру, подаренную ее отцом на день рождения. Тихий голосок подсказал ей: Это тебе тоже понадобится.
Смешанная техника, вот как это называется. Соединение разнородных элементов в одном произведении искусства. Всю свою жизнь она слышала разговоры об искусстве от своих родителей. Она пассивно впитывала смысл цветовой палитры и словосочетания вроде «смешанной техники». Теперь было пора применить всю эту абсорбированную информацию. Она создаст нечто такое, чем они будут гордиться.
Эмма направилась в свою комнату и сложила отобранные вещи на кровати. На первый взгляд это и впрямь было случайным набором рухляди.
– Неплохое начало, чокнутая, – обратилась она к самой себе, уже понимая истину: ей не суждено было стать творческой личностью. Ей не верилось, что она даже могла подумать, будто у нее что-нибудь получится. Она аккуратна и хорошо разбирается в числах, но не более того. Она уже собиралась отправить эту кучу в глубину своего шкафа, когда снова слышит голосок: Не так быстро.
Эмма переложила предметы на кровати, обошла их вокруг, считая до девяти, подвигала вещи туда-сюда и прищурилась так сильно, что едва могла видеть, словно истинное творчество – это слепота. Потом, словно по волшебству, скульптура начала обретать форму.
Она чувствовала, действительно чувствовала это: связь с ее родителями, с Уинни и со всеми скульпторами и художниками, которые были до нее. Она как будто подключилась к центру художественных коммуникаций, и теперь ее вела и вдохновляла некая сила, намного более мощная, чем она. Сила, которая шептала ей на ухо: Достань ножницы. Принеси ведерко песка. Не бойся; я покажу тебе, что делать.
Всю свою жизнь она слышала, что настоящее творчество происходит в состоянии транса, и когда она посмотрела на часы два часа спустя, то наконец поняла, что это значит. Почти завершенная скульптура лежала на кровати, а она сама вся в клее и песке, с исколотыми пальцами из-за многочисленных ошибок в обращении со швейной иглой. Эмма, творческая личность.
– Диссоциативный эпизод, – вслух произнесла она и немного задрожала, когда вытерла песок с пальцев, отряхнула одежду и с изумлением посмотрела на свое творение, ощущая странное покалывание на коже и жужжание в ушах.
