В голове шипит и пенится: татуировка, Эш с ее миссией, в которую она втянула и меня… и что-то еще. Я чувствую, что в дальнем уголке моего сознания прячется какая-то важная мысль, но знаю, что мне ее не поймать. Стоит только на ней сосредоточиться, как она забивается еще дальше.
В соседней комнате, распластавшись на кровати в одежде и обуви, спит мама. В руке у нее опасно покачивается бокал водки с тоником. Мне приходило в голову его убрать, но пусть лучше проснется посреди ночи от холодной влаги на бедрах или от звона бьющегося стекла. Может, тогда поймет, до чего докатилась.
Папа, должно быть, снова где-то мотается, если он вообще заходил домой.
Напротив родительской спальни расположена третья комната, где в мягком свете гирлянды из лампочек спит моя сестренка. Надеюсь, она сегодня хорошо провела время. Обычно на долю Грейси выпадает веселая, ласковая, слегка подвыпившая послеобеденная мама. Злая и раздражительная мама показывается только к вечеру, когда Грейси уже в постели. Я на цыпочках пересекаю коридор и заглядываю в комнату сестры. Лицо у нее такое же нежное и умиротворенное, как ее душа. Мне тоже когда-то было семь лет. В таком возрасте еще не осознаешь, что порой мир ненавидит тебя без всякой на то причины.
Несмотря на дикую усталость, спать вовсе не хочется.
Я снова пишу Лео, но он уже вышел из сети.
Перед тем как приехала полиция, они с Роуз так смотрели друг на друга… Я снова и снова прокручиваю этот момент в голове, вспоминая выражения их лиц, кольнувшую меня боль. Сначала нас было четверо, потом осталось трое, но если Роуз и Лео начнут встречаться, все переменится окончательно и бесповоротно: они станут парой, а я – третьим колесом. И пусть это эгоистично, но я совсем не желаю такого развития событий. Без друзей у меня в жизни не останется ничего хорошего. Я снова стану тощим рыжим ничтожеством, до которого никому нет дела. Человеком-невидимкой. Господи, ну я и нытик!
Пошарив рукой в рюкзаке, я достаю оттуда записную книжку Наоми. Она набита огрызками бумаги и всем, на чем только можно нацарапать пару слов: вот разорванная упаковка от сэндвича, вот бумажная салфетка, вот уголок тетради. Любой другой записывал бы идеи в «Заметки» на телефоне, хотя, если у тебя есть сестра, способная в любой момент прочитать все, что ты хранишь в электронном виде, возможно, и правда благоразумнее писать от руки. Вытряхнув эти обрывки из записной книжки, я сгребаю их в сторону и переключаю внимание на недописанные тексты песен. Чем дольше я читаю, тем больше чувствую себя шпионом, подглядывающим за чужой жизнью в замочную скважину. Каждая песня наполнена жаром и похотью, а это вовсе не в духе Най. Мы с ней писали про то, что надо всегда оставаться собой, не обращать внимания на мнение окружающих, про свободу, про то, каково это всюду чувствовать себя чужим, любить тех, кто никогда не ответит тебе взаимностью. Но про такое мы не писали. Эти песни посвящены кому-то конкретному, в них описываются не желания и мечты, а реальный опыт.
Мягкие
Желание
Поцелуй
Ласкал
Прикосновение
Рот
С силой
Кончик
Приоткрытые
Со страниц в глаза бросаются слова, указывающие на то, о чем мы должны были догадаться давным-давно.
Наоми с кем-то встречалась.
Она была влюблена, и, больше того, у нее был с кем-то настоящий роман, страстный, умопомрачительный и ну совсем не детский. Вот о чем эти песни. Любовь, одержимость, секс. Я перечитываю их снова и снова, пытаясь отыскать хотя бы намек на то, кому они могли быть адресованы.
Я вспоминаю последние дни прошлого учебного года: да, теперь все встает на свои места.
Три месяца назад…
Было тепло. Школа уже порядком всех достала.
Пробные экзамены прошли, и делать было особо нечего, хотя до конца учебного года оставалось еще две-три недели. Вялые и уставшие, мы просто плыли по течению, ожидая последнего звонка, после которого нас распустят на лето.
Мы с ребятами договорились устроить репетицию, чтоб отработать парочку новых песен. Мы вроде как неофициально застолбили репетиционный зал за собой, так что больше туда никто не совался. Най опаздывала, поэтому мы с Роуз решили пройтись по текстам, а Лео стал наигрывать мотив по составленной мной табулатуре.
Переступив порог репетиционной, Най сняла огненно-красный анимешный парик, в котором ходила в тот день, и тряхнула головой. Длинные волосы с медовым отливом заструились по ее плечам.
– Что, слишком жарко, чтобы париться по поводу имиджа? – поинтересовалась Роуз. Наоми лишь пожала плечами и уселась на пол. Она улыбалась, но не нам, а самой себе. Я это хорошо помню. Она будто перенеслась в другое место, в другой момент времени, который имел значение для нее одной. «Любопытно, о чем она думает? Надо будет потом спросить», – пронеслось у меня в мыслях. Так и не довелось.
Пока мы обсуждали программу нашего следующего выступления – на выпускном балу у двенадцатого класса, – она достала огромную такую пачку детских влажных салфеток и принялась стирать с лица макияж. Роуз озадаченно приподняла бровь, а Лео был так поглощен игрой на гитаре, что поначалу ничего не заметил.
Штука вот в чем. Мы все привыкли видеть Наоми накрашенной. Привыкли к мертвенно-бледной маске из тональника, к большим мультяшным глазам, прорисованным с помощью разноцветных карандашей, к пушистым накладным ресницам и неестественно изогнутым бровям, к выведенному поверх ее собственного рта маленькому бутону губ. Все это стало неотъемлемой ее частью, и никто уже не искал под тонной мейка настоящую Най. Она растворилась в этом своем анимешном образе.
Мы продолжали обсуждать, какие песни и в каком порядке лучше всего включить в концертную программу, а Най продолжала снимать макияж. К тому времени, когда мы готовы были начать, пачка влажных салфеток закончилась, а ее лицо стало чистым и свежим. Кофейного цвета кожа, губы на тон темнее, слегка раскрасневшиеся щеки – просто очаровашка. На секунду мне даже сделалось неловко.
– Блин, – сказал Лео, одобрительно ее оглядывая. – Отпадно выглядишь.
– Просто супер! – сказала Роуз. – Давай я тебя накрашу!
– Да пошла ты! – засмеялась Най. – Я только все смыла. И вообще, мой старый имидж мне надоел. Теперь я хочу выглядеть естественно.
– С каких это пор? – спросила Роуз.
– С этих самых, – улыбнулась Най.
Достав из пенала ножницы, она разрезала шнуровку, на которой держался корсет, всегдашний ее атрибут, а затем стащила свою причудливую юбочку в рюшах. На ней остались леггинсы и черный жилет, и можно было разглядеть ее мягкие, округлые формы, ее нежность и хрупкость.
– Так, ладно. – Мне не сразу удалось вспомнить, что эта девушка – моя подруга, с которой мы тусовались миллион раз, что она никогда не интересовала меня в этом плане и что не надо быть такой поверхностной скотиной. Най – это Най, она не просто девушка, она мой лучший друг.
