– Супер, – говорю я, вешая куртку на лестничные перила. Ничего не супер, понятное дело. Мне не терпится связаться с Эш, узнать, продвинулась ли она в своих поисках, а заодно написать Лео, спросить, не объявился ли Аарон. К тому же я с ног валюсь от усталости, у меня болит лицо, да и вся эта затея с семейной трапезой обречена на провал.
– Ред! – Грейси с громким топотом сбегает по лестнице и бросается мне на шею, чуть не сбивая с ног.
– Детеныш! – Я прижимаю губы к ее сладковато-липкой щеке. – Ты, как я погляжу, отлично провела день! Сладкой ватой полакомилась?
Ее губки складываются в букву «О».
– Да, а как ты догадалась? Мы ходили в зоопарк! – Судя по ее тону, она удивлена не меньше моего. Я перевожу взгляд на папу, и тот пожимает плечами. Надо отдать папе с мамой должное. Мало кому удастся на следующий же день после семейного апокалипсиса так искусно притворяться, что все тип-топ.
– Грейси, иди разбуди маму, – говорит папа, и сестренка взбегает по лестнице с таким же энтузиазмом, с каким только что неслась вниз.
– Решил устроить день развлечений, пап? – Мы заходим в кухню. Папа принимается разрезать запеченную курицу.
– Я просто хочу, чтобы жизнь вернулась в прежнее русло. Ради Грейси, ради мамы, ради всех нас. Сядем, поужинаем, как в старые добрые времена.
– Старые добрые времена давно прошли. – Я и думать забыла о своем разбитом лице, но теперь, когда я вспоминаю, кто меня так разукрасил, оно начинает болеть с новой силой. – От того, что мы будем строить из себя счастливую семейку, мама не перестанет меня ненавидеть, не выйдет из запоя и не забудет про твоих подружек.
– Я понимаю. – Папа поворачивается ко мне и заговорщически шепчет: – Но надо же с чего-то начать. Я пытаюсь все исправить, зайка. Дай мне шанс.
– Ладно, – говорю. – Тебе помочь?
– Плесни нам водички в стаканы.
Пока я достаю из шкафа стаканы, Грейси приводит в кухню маму. Та как будто меня не замечает.
– Ред вернулась! – объявляет Грейси. Они садятся за стол, и Грейси хлопает ладошкой по сиденью стула, стоящего рядом с ней. Я приземляюсь туда.
– Как прошла репетиция? – спрашивает мама. Хотя она избегает смотреть мне в глаза, в ее голосе нет металлических ноток. Уже хорошо. Мне ведь нужно совсем немного: чтоб наши отношения наладились, чтоб все стало как раньше, когда я была ее малышкой. Так не хочется искать в себе силы простить ее. Или чтоб ей пришлось искать в себе силы принять меня такой, какая я есть. Мне очень хочется, до боли в груди хочется, чтоб мы просто были мамой и дочкой.
– Хорошо, – отвечаю я. – Офигенно.
– Я сегодня спросил у мамы: а билеты на концерт у нас есть? Она говорит, нет, а я говорю, тогда купим на входе. Что скажешь, Грейси? Сходим посмотреть на нашу рок-звезду? – Стоя у плиты, папа изображает игру на гитаре с прихваткой в руке.
– Так вы придете? – Я, оказывается, сама того не осознавая, очень расстраивалась, что никто из моих не придет меня поддержать.
– А как же иначе! – говорит папа. – Такое ведь нельзя пропустить, правда, милая?
– Конечно, – говорит мама, на этот раз глядя мне в лицо. Ее пристальный взгляд останавливается на синяке. Теперь уже моя очередь опускать глаза. В этот момент папа ставит перед нами дымящиеся тарелки с едой.
– Прямо заглядение, – говорит мама без воодушевления.
Весь ужин Грейси болтает без умолку, описывая в малейших подробностях поход в зоопарк. Мы с папой и мамой молчим, точно язык проглотили. Еда очень вкусная, горячая такая, домашняя. Только сейчас понимаю, как мне недоставало овощей. Окна кухни запотевают, создавая ощущение уюта и безопасности. Так недолго и забыть, что на самом деле от нашей семьи остались одни лишь руины.
Вот только мама почти ничего не ест, ерзает на стуле, нервничает и то и дело кидает взгляды на дверь.
– Я на минуту, – говорит она, как только папа убирает тарелки со стола.
– На очереди десерт, – кричит папа ей в спину. – Финиковый пудинг с карамелью!
– Я на минуту! – доносится со второго этажа.
– Теперь все в порядке, Ред, – говорит Грейси, прижимая ладонь к моей щеке. – Все наладилось.
Я смотрю на папу. Он отворачивается.
– Конечно, детеныш, – говорю я. – Тебе не о чем волноваться, пока я тут живу.
Мама так и не вернулась к десерту. Я сижу на полу у кровати Грейси в ожидании, пока сестренка уснет. Под головой у меня вместо подушки старый плюшевый мишка. Грейси крепко держит меня за руку, чтоб мне, не дай бог, не вздумалось оставить ее одну.
Мне, сказать по правде, и не хочется никуда уходить. Адреналин, служивший мне топливом весь день, должно быть, уже на исходе. Его место занимают дрожь в мышцах и боль в костях. За последние пару дней мне довелось испытать весь спектр человеческих эмоций, и кто знает, что будет завтра. Так что сейчас мне просто хочется отдохнуть: закрыть глаза, опустошить разум и отключить чувства.
– Она уже спит? – Мой покой нарушает мамин шепот.
– Да. – Я потягиваюсь и засовываю свисающую с кровати руку Грейси обратно под одеяло.
– Иди в постель, зайка, у тебя изможденный вид.
Она назвала меня «зайка». Может, решила помириться?
Я встаю и на заплетающихся ногах ковыляю в коридор. Мама не двигается с места. Щурясь от яркого света, я жду, пока она заговорит.
– Пожалуйста, прости, – произносит она наконец. – Я поступила непозволительно.
– Ничего страшного, – отвечаю я.
– Не говори так, – она делает шаг мне навстречу. – Мать должна оберегать ребенка, а не поднимать на него руку. Но я… я была не в себе.
– Ладно, спокойной ночи, мам.
Она сказала немного, но мне пространных речей и не нужно. Главное, что фундамент заложен, а о большем пока нечего и мечтать. Засну сегодня со спокойной душой.
– Вообще, все кончилось не так уж плохо, – добавляет она с этой кошмарной ноткой надежды в голосе. – Папа дома, дела наши поправляются. Я уж не знала, что должно произойти, чтобы он вернулся домой, но… теперь он снова с нами.
Моя комната всего в нескольких шагах отсюда. Мне еще никогда так сильно не хотелось рухнуть на кровать и забыться сном, но я не могу просто кивнуть и сказать: да, мам, классно все разрулилось. Вот честно не могу.
– Мам, наши дела так не поправятся. Надеюсь, ты это понимаешь? – говорю я. Не хочу, чтоб она себя обманывала.
– Разумеется, в одночасье все не изменится, но мы на верном пути.
– Мы не на верном пути, – говорю я как можно мягче. – Да, здорово, что папа дома, но решение наших проблем кроется не в нем. Он очень нас любит, но ему не по силам нас спасти. Я сама это только недавно поняла. Думаешь, он вернулся насовсем? Думаешь, ему так хочется тут находиться? Он просто чувствует себя виноватым из-за того, что позволил нашей семье развалиться. Но ему не исправить того, что ты не можешь без бокала спиртного усидеть за столом, или того, что я лесбиянка и ты меня за это ненавидишь.
