Роджер какой-то миг смотрел на закрывшийся люк, потом смотал трос. Его взгляд упал на пару маленьких ботинок рядом. Он оторвал их от обшивки, прижал к себе и побрел к своему шлюзу.
9. Возврат имущества
В последующие дни близнецы старались не попадаться отцу на глаза. Он обращался со всеми непривычно мягко и нежно, но никогда не улыбался и мог совершенно неожиданно сорваться и впасть в гнев. Братья сидели в кубрике и делали вид, что занимаются, – они и вправду занимались какую-то часть времени. Мид и Хейзел делили заботу о Лоуэлле. Ощущение безопасности у малыша с уходом матери пропало. Он выражал это бурными капризами и требовал к себе внимания.
Хейзел взялась готовить обед и ужин. У нее это получалось не лучше, чем у Мид. Дважды в день всем было слышно, как она то и дело обжигается, сыплет проклятиями и жалуется, что она не домохозяйка и никогда не имела подобных амбиций. Никогда!
Доктор Стоун связывалась с кораблем ежедневно и, быстро переговорив с мужем, умоляла больше никого не звать – она слишком занята. Роджер взрывался обычно как раз после таких разговоров.
Только у Хейзел хватало смелости расспрашивать его по поводу их бесед. На шестой день за обедом она спросила:
– Ну что, Роджер? Какие новости? Поделись с нами.
– Ничего особенного. Хейзел, эти отбивные ужасны.
– А должны быть хороши – я их приправила собственной кровью. – Она показала перевязанный палец. – Попробовал бы сам стряпать. Но ты мне не ответил – не увиливай, парень.
– Она, кажется, что-то обнаружила. Насколько видно по их записям, пока не заболел ни один человек, переболевший раньше корью.
– Корью? – удивилась Мид. – Но ведь от нее не умирают!
– В общем, нет, – согласилась бабушка. – Хотя для взрослых она может быть опасна.
– Я не говорил, что это корь, – раздраженно ответил Роджер, – и мама тоже не говорила. По ее мнению, болезнь родственна кори, мутировавший штамм может стать более опасным.
– Назовем ее «неокорь», – предложила Хейзел. – Хорошее название – сразу возникает масса вопросов и звучит по-научному. Были еще смертельные случаи, Роджер?
– Да, были.
– Сколько?
– Она не говорит. Хотя Ван еще жив, и Эдит сказала, что он поправляется. Она сказала, – добавил он, будто стараясь убедить самого себя, – что, кажется, поняла, как это лечить.
– Корь, – задумчиво сказала Хейзел. – Ты не болел ею, Роджер.
– Нет.
– И никто из детей.
– Еще чего, – сказал Поллукс.
Луна-Сити, несомненно, был самым здоровым местом в известной человеку Вселенной. Детским болезням, обычным на Земле, не дали там прижиться.
– Какой у нее голос, сын?
– Смертельно усталый, – хмуро сказал Роджер. – Даже накричала на меня.
– Только не мама!
– Тише, Мид. У меня была корь лет семьдесят – восемьдесят назад, – вспомнила Хейзел. – Роджер, я пойду помогу ей.
– Она это предвидела, – невесело улыбнулся Роджер. – И просила передать тебе спасибо, но неквалифицированной помощи у нее более чем достаточно.
– Неквалифицированной! Мне это нравится! Да во время эпидемии девяносто третьего года я была единственной женщиной в колонии, способной перестелить постель. Уф!
На следующий день Хейзел заняла пост у рации, чтобы самой перемолвиться словом с невесткой. Звонок раздался в обычное время, и Роджер принял его. Но это была не Эдит.
– Капитан Стоун? Тернер, сэр, Чарли Тернер. Я – третий инженер. Ваша жена просила позвонить вам.
– В чем дело? Она занята?
– Очень занята.
– Попросите ее позвонить мне, как только освободится. Я буду ждать у аппарата.
– Боюсь, это бесполезно, сэр. Она определенно сказала, что не будет звонить вам сегодня. У нее нет времени.
– Чепуха! Это займет всего тридцать секунд. На таком большом корабле, как ваш, она может связаться со мной из любого места.
– Извините, сэр, – растерялся его собеседник. – Доктор Стоун строго наказала не беспокоить ее.
– Да пропади все пропадом, я…
– Прошу извинить меня, сэр. До свидания. – И Тернер оставил Роджера ругаться в пустоту.
Роджер Стоун несколько мгновений сидел неподвижно, затем повернулся к матери:
– Она подцепила эту хворь.
– Не спеши с выводами, сынок, – спокойно ответила Хейзел.
Но в глубине души и она пришла к такому же выводу. Эдит Стоун заразилась болезнью, которую отправилась лечить.
Той же нехитрой байкой угостили Роджера и на другой день, но на третий перестали обманывать. Доктор Стоун больна, но ее мужу не следует волноваться. Перед тем как заболеть, она успела разработать метод лечения, и все вновь заболевшие, включая ее, поправляются. Так ему сказали.
Нет, она не станет разговаривать с ним с больничной койки. Нет, с капитаном Ванденбергом поговорить нельзя – он еще слишком болен.
– Я иду к вам! – крикнул Роджер.
– Это ваше дело, капитан, – замялся Тернер. – Но если вы так поступите, нам придется задержать вас тут на карантине. Письменный приказ доктора Стоун.
Роджер прервал связь. Он знал, что это решает дело: во всем, что касается медицины, Эдит была верховным судьей, а он не мог покинуть свой корабль и свою семью, предоставив им самим добираться до Марса. Хрупкая престарелая женщина и двое самоуверенных пилотов-недоучек – нет, он должен сам привести корабль к месту назначения.
Семья переживала трудное время. Стряпня становилась все хуже, если вообще кому-нибудь приходила охота стряпать. Прошло семь бесконечных земных дней, и наконец на ежедневный вызов ответили:
– Роджер – здравствуй, дорогой!
– Эдит! Как ты, ничего?
– Поправляюсь.
– Какая у тебя температура?
– Не собираешься ли ты лечить меня, дорогой? Температура удовлетворительная, как и общее самочувствие. Немного похудела, но мне это не повредит, тебе не кажется?
– Нет, не кажется. Слушай – иди домой! Слышишь?
– Роджер, милый! Не могу, это дело решенное. Весь корабль на карантине. Как там мое остальное семейство?
– Да хорошо, хорошо, что им сделается! Мы все благоденствуем.
– Так и продолжайте. Позвоню завтра. Пока, дорогой.
Ужин в тот день был праздничный. Хейзел опять порезала палец, но не обратила на это никакого внимания. Ежедневные сеансы связи уже не заставляли тревожно вздрагивать, а радовали. Через неделю доктор Стоун сказала:
– Оставайся на связи, Роджер. С тобой хочет поговорить один друг.
– Хорошо, дорогая. Целую тебя, до свидания.
