Пегги чувствовала себя относительно неплохо. Молли осталась с ней, согревая ее своим телом в постели. Хотя в больнице имелся аварийный источник тепла, он не был рассчитан на подобную катастрофу – холод стоял почти такой же, как и в приемном пункте. Но Пегги это пережила, большую часть времени проспав. Она даже улыбнулась мне и сказала «привет».
Левая рука Молли висела на перевязи. Я спросил ее, что случилось, и почувствовал себя крайне глупо. Она сломала руку во время землетрясения, но я об этом не знал, как и Джордж, – никто из инженеров еще не вернулся.
Казалось, она совершила невозможное – пока я не вспомнил, что она несла носилки лишь после того, как отец соорудил веревочные хомуты. Молли есть Молли.
Потом меня выгнали, и я стремглав кинулся обратно на приемный пункт, где почти сразу же наткнулся на Сергея, который позвал меня. В руках он держал карандаш и какой-то список, а вокруг него уже собралась группа ребят постарше.
– Что такое? – спросил я.
– Тебя-то как раз мне и надо, – ответил он. – Думал, ты уже покойник. Мы тут собираем спасательную команду – готов?
Естественно, я был готов. Команды состояли из старших скаутов, от шестнадцати лет, и молодых мужчин. Нас отправили на тягачах, по одному по каждой дороге, и мы работали группами по двое. Когда мы грузились, я заметил Хэнка Джонса, и мне разрешили взять его в напарники.
Работа была кошмарная. Нам выдали лопаты и списки живших на каждой ферме. Иногда имя сопровождалось припиской «числится среди живых», но чаще таковая отсутствовала. Команду высаживали со списками жителей трех или четырех ферм, и тягач шел дальше, чтобы забрать их на обратном пути.
Наша задача заключалась в том, чтобы выяснить все сомнения насчет неотмеченных имен и – теоретически – спасти уцелевших.
Но никого живого мы не нашли.
Те, кому повезло, погибли во время землетрясения; те же, кому не повезло, слишком долго ждали и не сумели добраться до города. Некоторых мы находили на дороге – они слишком поздно отправились в путь. Хуже всего было с теми, кто пытался пересидеть стихию в оставшихся целыми домах. Мы с Хэнком нашли мужчину и женщину, которые просто сидели обнявшись. Тела их были тверды словно камень.
Обнаружив тело, мы пытались опознать его по списку, потом засыпали снегом на глубину в несколько футов, чтобы оно могло какое-то время пролежать, пока не начнется оттепель. Решив вопрос с жителями фермы, мы разыскивали всю скотину, какую удавалось найти, и уносили или волокли трупы к дороге, где их забирал тягач, чтобы отвезти в город и поместить в морозильную камеру. Казалось, будто мы занимаемся грязной работой, обворовывая мертвецов, но, как заметил Хэнк, вполне возможно, что вскоре нам пришлось бы слегка поголодать.
Меня слегка беспокоило, что Хэнк воспринимает происходящее со своеобразным юмором. Впрочем, вскоре я понял, что лучше уж так, чем поддаться вгоняющему в тоску мрачному настроению, и стал смеяться вместе с ним.
Но мне следовало сообразить, что к чему, когда мы подошли к его собственной ферме.
– Можно пропустить, – сказал он, делая отметку в списке.
– Может, все же проверим насчет скотины? – спросил я.
– Нет. Слишком мало времени. Идем к ферме Миллера.
– Они что, не ушли?
– Не знаю. Я не видел никого из них в городе.
Миллеры, увы, никуда не ушли, и мы едва успели отдать им последние почести, прежде чем нас подобрал тягач. Лишь неделю спустя я узнал, что родители Хэнка оба погибли во время землетрясения. Прежде чем отправиться в город, он вытащил их тела из развалин дома и уложил в погреб.
Как и я, в момент удара стихии Хэнк был на улице, наблюдая за парадом спутников. Тот факт, что толчок случился почти сразу же после того, как небесные тела выстроились в линию, спас многих от гибели в собственных постелях. Однако, как говорят, именно парад небесных тел стал причиной землетрясения, спровоцировав его приливными силами, так что в каком-то смысле то на то и выходит. Естественно, землетрясение вызвал не парад сам по себе – дело к нему шло еще со времен начала проекта по созданию атмосферы. Законы гравитации требуют равновесия.
Когда случилось землетрясение, численность колонии составляла тридцать семь тысяч человек. После завершения переписи выживших оказалось, что их меньше тринадцати тысяч. К тому же мы лишились всего урожая и почти всей скотины. Насчет возможного голода Хэнк вполне мог быть прав.
Нас высадили у приемного пункта, и в путь отправилась следующая команда. Я нашел местечко поспокойнее и попытался заснуть.
Мне казалось, что я едва успел задремать, когда кто-то потряс меня за плечо. Это оказался отец.
– Билл, с тобой все в порядке?
– В полном. – Я потер глаза. – Видел Молли и Пегги?
– Только что от них. Я на несколько часов свободен. Билл, ты не встречал никого из Шульцев?
Я сел, полностью проснувшись:
– Нет, а ты?
– Тоже нет.
Я рассказал ему, чем занимался, и он кивнул:
– Спи дальше. Попробую что-нибудь узнать о них.
Но сон больше не шел. Вскоре отец вернулся, сказав, что так и не сумел ничего выяснить.
– Билл, я за них волнуюсь.
– Я тоже.
– Пойду проверю сам.
– Идем вместе.
– Обоим идти незачем, – покачал головой отец. – Тебе нужно поспать.
Но я все равно пошел с ним. Нам повезло – по нашей дороге как раз ехала спасательная команда, и нас подвезли. Наша ферма и ферма Шульцев лежали по пути, и отец сказал водителю, что мы проверим и там и там, а по возвращении в город обо всем доложим. Водителя это вполне устроило.
Нас высадили у поворота, и мы с трудом побрели к дому Шульцев. С каждым шагом меня все больше охватывал страх. Одно дело забрасывать снегом относительно незнакомых людей, и совсем другое – найти маму Шульц или Гретхен с мертвыми посиневшими лицами.
Я не мог представить себе папу Шульца мертвым. Такие, как он, не умирают – они просто продолжают существовать вечно. Или мне так только кажется.
Но я все равно оказался не готов к тому, что мы обнаружили.
Когда мы обогнули небольшой холм, скрывавший их дом с дороги, Джордж остановился и сказал:
– По крайней мере, дом стоит. Насчет сейсмостойкости он был прав.
Дом действительно стоял на месте, но яблоня – «самое прекрасное дерево на Ганимеде» – исчезла, будто ее и не было. Я бросился бежать.
Мы уже были почти рядом с домом, когда дверь открылась. На пороге стоял папа Шульц.
Все они были живы, все до единого. От дерева осталась лишь зола в камине. Папа Шульц срубил его, как только отключилась подача энергии и начала падать температура, а потом постепенно скормил его пламени.
