У Дона мелькнуло подозрение, что тон его свиста, должно быть, ужасен и дракон едва его понимает. Он тотчас перешел на человеческую речь.
– Меня зовут Дон Харви, – сказал он и засвистел снова, но лишь для того, чтобы назвать свое венерианское имя – Туман-над-Водами.
Имя это дала Дону мать, и мальчик не видел в нем ничего смешного. Как и дракон. Он засвистел, впервые с начала беседы назвав свое имя, и добавил через водер:
– Меня называют Сэр Исаак Ньютон.
Дон понял, что венерианин, назвав себя таким именем, следовал широко распространенному среди драконов обычаю брать для простоты общения с людьми имя какого-нибудь землянина, которым драконы восхищались.
Дон хотел спросить Сэра Исаака, не знаком ли он, случайно, с семейством матери Дона, но очередь сместилась, а дракон остался лежать на месте. Дону пришлось продвинуться вперед, чтобы сохранить свое место в очереди. Венерианин поглядел ему вслед дрожащим на стебельке глазом и просвистел Дону пожелание легкой смерти.
В веренице автоматических такси образовалась брешь, и к очереди подъехал грузовичок с платформой, управляемый водителем. Опустились сходни. Дракон встал на шесть своих мощных лап и поднялся на платформу. Дон свистом простился с венерианином и вдруг с неприятным чувством заметил, что за ним пристально наблюдает полицейский из службы безопасности. Дон быстро шмыгнул в свое автоматическое такси и захлопнул верх.
Он набрал адрес и откинулся на спинку сиденья. Маленькая машина устремилась вперед, поднялась по пандусу, прошла сквозь грузовой туннель и въехала на подъемник. Сначала Дон пытался следить, куда его везут, но головоломный муравейник, называемый Нью-Чикаго, способен был вызвать несварение желудка у любого тополога. И Дон сдался. Похоже, робот-автомобиль знал, куда едет, и, без сомнения, это знала диспетчерская машина, от которой такси получало направляющие сигналы. Остаток пути Дон беспокоился только о билете, который ему так пока и не выдали, о слишком уж бдительном работнике полиции безопасности и, наконец, о посылке от доктора Джефферсона. Впрочем, посылка его мало волновала. Почта сплоховала – это раздражало, но не смертельно. Он надеялся, что мистер Ривз догадается отправить следом за ним на Марс всю почту, не переадресованную до сегодняшнего полудня.
Потом он подумал о Сэре Исааке. Приятно было повстречать земляка.
Квартира доктора Джефферсона оказалась глубоко под землей в одном из дорогих городских кварталов. Дон едва не сорвал встречу: такси остановилось у дверей квартиры, но, когда он попытался выйти, дверца машины открываться не захотела. Загоревшееся табло счетчика напомнило ему, что он должен сначала заплатить за проезд. И тут Дон понял, что угодил в ловушку для деревенщины, взяв роботакси и не позаботившись о мелочи, чтобы накормить счетчик. Он был уверен, что этот автомобильчик, каким бы он ни считался умным, на аккредитив даже и не посмотрит. Дон вконец расстроился, решив, что сейчас машина доставит его в ближайший полицейский участок, но от этого его избавило появление доктора Джефферсона.
Доктор дал ему мелочь для оплаты проезда и проводил в свою квартиру.
– Не огорчайся, мой мальчик, – сказал он. – Со мной это случается примерно раз за неделю. Дежурный сержант местного отделения держит у себя в столе специальный ящик с монетами на тот случай, если придется выкупать меня у наших механических хозяев. Раз в квартал я рассчитываюсь с ним, да еще на чай добавляю. Садись. Херес?
– Э-э… нет, спасибо, сэр.
– Тогда кофе. Сливки и сахар у тебя под рукой. Что слышно от родителей?
– Ну, как обычно. Оба чувствуют себя хорошо, работы хватает и все такое.
Рассказывая, Дон озирался по сторонам. Комната была большая, удобная, даже роскошная. Правда, книги, неаккуратно разбросанные повсюду – на полках, столах и даже на стульях, – маскировали ее богатую обстановку. В углу, похоже, горел настоящий камин. Через открытую дверь Дон заметил еще несколько комнат. Он прикинул в уме (и здорово при этом ошибся), как дорого могут стоить подобные хоромы в Нью-Чикаго.
Перед ним было обзорное окно, которое, по идее, должно было бы выходить в городские недра: вместо этого в нем виднелись поднимающиеся над горным ручьем ели. Пока Дон рассматривал эту картину, из воды выпрыгнула форель.
– Я не сомневаюсь, что работы им хватает, – ответил хозяин. – У них всегда так. Твой отец пытается за одну короткую жизнь раскрыть тайны, копившиеся миллионы лет. Невозможно, конечно, но он сделал неплохую попытку. Понимаешь, сынок, когда твой отец начинал свой жизненный путь, мы даже не подозревали, что в Системе когда-то существовала первая империя. Если, конечно, она была первой, – задумчиво добавил он. – Сейчас-то мы прозондировали руины на дне двух океанов – и сумели связать их с историческими свидетельствами с четырех других планет. Понятно, не все эти открытия – заслуга твоего отца, но без его работы ничего этого не было бы. Твой отец, Дональд, – великий человек, и твоя мать – тоже. Говоря о ком-нибудь из них, я, разумеется, имею в виду их обоих. Угощайся бутербродами.
– Спасибо. – Дон взял сэндвич, и это помогло ему избежать ответа.
Похвала в адрес родителей была, конечно, приятна, но с такими словами не принято соглашаться вслух.
Но доктор умел поддерживать разговор и без участия собеседника.
– Конечно, мы никогда не получим ответы на все вопросы. Каким образом развалилась на куски и превратилась в космический мусор благороднейшая из планет, колыбель империи? Твой отец провел четыре года в поясе астероидов – ты был там с ним – и не нашел вразумительного ответа. Была ли это планета со спутником – вроде системы «Земля – Луна», – разрушенная приливными силами? Или ее взорвали?
– Взорвали? Но ведь это теоретически невозможно, – заспорил Дон. – Разве нет?
Доктор Джефферсон взмахом руки отмел его возражение:
– Все теоретически невозможно до тех пор, пока не происходит на самом деле. Можно написать историю науки наоборот, собрав туда торжественные заверения самых авторитетных ученых насчет того, чего нельзя сделать и что не может случиться. Ты хоть немного изучал математическую философию, Дон? Знаком ли ты с теорией множественных вселенных и с открытыми системами
[28] аксиом?
– Э… Боюсь, что нет, сэр.
– Простая идея и очень заманчивая. Она о том, что возможно все. Именно все. И все происходило. В одной вселенной ты согласился выпить этого хереса и нализался как свинья. В другой вселенной пятая планета никогда не разрушалась. В третьей энергия атома и ядерное оружие – вещи совершенно невозможные, каковыми и считали их наши предки. Эта последняя не лишена привлекательности, во всяком случае для неженок вроде меня.
Он поднялся:
