Он не кричал – просто удивленно посмотрел и медленно опустился на колени, не выпуская из рук оружия. Когда его колени коснулись пола, голова качнулась вперед и ружье выскользнуло из его рук.
Пока солдат падал, его напарник стоял неподвижно, держа оружие на изготовку. И лишь когда командир выпустил излучатель из рук, он поднял свой лучемет и выстрелил Старине Чарли прямо в лицо. Потом он повернулся и прицелился в Дона. Дон замер, глядя в черный зрачок излучателя.
11. «Ты мог бы вернуться на Землю»
В течение трех ударов сердца они стояли неподвижно… потом солдат опустил дуло примерно на дюйм и крикнул:
– Выходи! Быстро!
Дон не сводил глаз с лучемета. Солдат дернул стволом, и Дон вышел на улицу. Внутри его бушевал гнев: сейчас ему больше всего хотелось прикончить солдата, убившего Старину Чарли. И плевать ему было, что босс убит в строгом соответствиями с обычаями военного времени. Дон был не в том настроении, чтобы разбираться с какими-то обычаями. Но что он мог сделать с пустыми руками против оружия? Ничего. И он подчинился. Дон еще не успел выйти из ресторана, когда солдат принялся поливать из «рейнольдса»; Дон услышал шипение, с которым луч ударил в сухое дерево.
Солдат яростно хлестал по стенам огнем; казалось, еще секунда – и здание взлетит на воздух. Когда Дон выскочил из ресторана на улицу, тот пылал не меньше чем в десяти местах. Солдат выпрыгнул вслед за Доном и ткнул его в спину горячим стволом:
– Пошевеливайся! Марш по улице!
Дон побежал по направлению к улице Бьюкенена.
Улица была забита людьми, солдаты в зеленом гнали толпу к городской окраине. По обе стороны мостовой пылали дома: солдаты сжигали город, но жителям давали возможность спастись. Дона вместе с толпой затолкали в какой-то переулок, до которого еще не добралось пламя. Вскоре горожан вывели за городскую черту, и они двинулись по дороге. Дон ни разу здесь не бывал, но из разговоров понял: их ведут на Восточную косу.
В тот самый лагерь, где новое правительство собиралось держать интернированных. Большая часть людей была слишком потрясена, чтобы воспринимать происходящее. Где-то рядом с Доном кричала женщина; ее голос то поднимался, то падал, словно звук сирены.
Народу пригнали в десять раз больше, чем вмещал лагерь. Бараки были забиты до предела, и даже на улице люди стояли вплотную. Охрана лишь заталкивала колонистов внутрь и сразу же о них забывала. Люди сгрудились на маленьком пятачке, а с обложенного тучами неба им на головы опускался пепел их сожженных домов.
Дон сумел взять себя в руки еще по дороге в лагерь. Оказавшись внутри, первым делом он попытался разыскать Изабел. Дон протискивался сквозь толпу, искал, расспрашивал, заглядывал в лица. Несколько раз ему показалось, что он ее наконец нашел, но каждый раз это была не она. Отца ее он тоже нигде не встретил. Несколько раз ему попадались люди, которые вроде бы видели девушку, но след всегда обрывался. В его голове витали кошмарные видения, в которых его импульсивная подруга убита, сгорела заживо или лежит в переулке с простреленной головой.
Его поиски оборвал металлический голос. Громкоговорители ожили, и по всем концам лагеря разнеслось:
– Внимание! Спокойствие! Слушайте приказ. Говорит полковник Ванистарт, миротворческие силы Федерации. Я говорю от имени военного коменданта Венеры. Всем колонистам объявлена амнистия – за исключением членов мятежного правительства и офицеров армии мятежников. Вас отпустят сразу после установления личности. Восстанавливается свод законов, действовавших до мятежа, с учетом новых законов, которые вводятся по усмотрению военного коменданта. Слушайте закон чрезвычайного положения номер один! Города Нью-Лондон, Бьюкенен, Куи-Куи-таун будут ликвидированы. В дальнейшем запрещается организация поселений численностью более тысячи человек. Собрания более десяти человек без разрешения местного отделения военной полиции запрещены. Запрещено формирование военизированных организаций. Колонистам под страхом смерти запрещено иметь энергетическое оружие.
Голос умолк. Дон услышал, как за его спиной кто-то сказал:
– И что же нам теперь делать? Нам некуда идти и негде жить…
На этот риторический вопрос тут же последовал ответ. Динамик загрохотал:
– Федерация не будет оказывать помощь разгромленным мятежникам. Помощь беженцам обязаны предоставить колонисты, которые не лишились жилья. После освобождения вам рекомендуется разойтись по окрестностям. Ищите себе временное пристанище у фермеров и в небольших деревнях.
– Вот тебе и ответ, Клара, – сказал кто-то убитым голосом. – Им наплевать, выживем мы или сдохнем.
– Но как же мы уйдем? – ответила женщина. – У нас нет гондолы.
– Вплавь… или пешком по воде.
На территорию лагеря вступили солдаты и принялись выводить к воротам группы по пятьдесят человек. С толпой они обращались, как гуртовщики – со скотом. Дон рванулся к выходу, надеясь увидеть Изабел, и, сам того не желая попал во вторую группу. Дон предъявил свое удостоверение, и сразу же возникла заминка: его имени в списках жителей не оказалось. Он объяснил, что прибыл сюда последним рейсом на «Наутилусе».
– Так какого черта ты молчал? – хмуро спросил солдат, производивший проверку. Он повернулся и достал другой список: – «Ханнеган… Хардекер…» Ага! «Харви. Дональд Джей…» Черт! Погоди-ка, тут стоит галочка. Сержант, у этой птички против фамилии пометка – «политический».
– Давай его в караулку, – устало сказал сержант.
Дона вместе с дюжиной встревоженных обывателей загнали в домик у ворот лагеря. Почти тут же его провели в небольшой закуток позади караульного помещения. Человек, который вполне мог сойти за высокого, не будь он такой толщины, поднялся с места и спросил:
– Дональд Джеймс Харви?
– Да, я.
Человек подошел поближе, осмотрел Дона со всех сторон, и лицо его расплылось в счастливой улыбке:
– Ну добро пожаловать, сынок, добро пожаловать! Как я рад тебя видеть!
Дон не понял, лицо его вытянулось. Мужчина между тем продолжал:
– Полагаю, мне нужно представиться. Стэнли Бэнкфилд, к твоим услугам. Офицер первого класса, политическая полиция, Международное бюро расследований. В данный момент – специальный советник его превосходительства губернатора.
При упоминании МБР Дон весь напрягся. Толстяк это заметил – его маленькие глазки, спрятанные за складками жира, замечали все. Он сказал:
– Не волнуйся, сынок. Я не хочу тебе ничего плохого; я просто рад тебя видеть. Должен признаться, мне пришлось за тобой побегать по всей системе. Был момент, я даже решил, что ты погиб на «Дороге славы» – мир праху ее, – и горькими слезами оплакал твою кончину. Да-да, сэр, настоящими горькими слезами. Но теперь все позади, и все хорошо, что хорошо кончается. Так что давай его.
– Что давать?
– Ну-ну, я же все о тебе знаю – чуть не каждое слово, которое ты говорил начиная с детских пеленок. Я даже кормил сахаром Лодыря, твоего пони. Ну, давай его сюда.
