За спиной послышались крики; Дон, не останавливаясь, посмотрел назад. Через забор лез кто-то еще. Обернувшись, Дон услышал, как шипит луч. Фигура на заборе дернулась и скорчилась, как муха, охваченная пламенем.
Потом человек поднял голову, и Дон услышал победный баритон майора:
– Венера и свобода!
И майор свалился обратно в загон.
12. Мокрая пустыня
Дон мчался, не разбирая дороги и не соображая, куда его несет. Вновь услышав злобное шипение луча, он метнулся влево и побежал быстрее, а затем, когда его скрыли заросли ведьминой метлы, повернул направо. Он мчался во все лопатки, легкие работали, как кузнечные мехи. Внезапно Дон остановился. Впереди была вода.
На мгновение он замер, осматриваясь и прислушиваясь. В туманном сумраке ничего нельзя было разобрать, в ушах звучала лишь бешеная колотушка сердца. Но нет, вдалеке кричали, потом послышалось, как сквозь кусты кто-то тяжело ломится. Дону показалось, что звук раздается справа; он повернул налево и побежал вдоль берега, выискивая глазами гондолу, лодку или хоть что-нибудь плавающее.
Берег загибался влево. Дон бежал вдоль, но потом остановился, сообразив, что этот путь выведет его к узкому перешейку, соединявшему Большой остров с Восточной косой. Он решил, что там наверняка стоят часовые. Во всяком случае, они там были – он помнил, – когда его вместе с толпой гнали к лагерю.
Дон прислушался – да, за ним все еще гнались, постепенно окружая со всех сторон. Впереди виднелся лишь изогнутый берег, ведущий обратно в плен.
Лицо Дона на мгновение исказило отчаяние, но тут же он его подавил и, решительно шагнув в воду, двинулся прочь от берега.
В отличие от большинства колонистов, Дон умел плавать. Жители Венеры не плавали: для купания местная вода не годилась. Своей луны у Венеры нет, поэтому нет и приливов. Солнце притягивает воды планеты, но гораздо слабее. Моря не замерзают, и температура воды никогда не приближается к критическому значению 4 °C, при которых вода земных рек, озер и прудов перемешивается и очищается. На Венере не бывает ни ураганов, ни бурь, и воды ее спокойно лежат на поверхности планеты, год за годом, поколение за поколением, миллиарды лет накапливая на дне всякую дрянь.
Дон продвигался вперед, стараясь не думать о черной сернистой грязи, по которой ступал. Здесь было мелко; берег смутно проступал в пятидесяти ярдах позади, но он погрузился едва по колено. Оглянувшись, Дон решил идти дальше: если он видел берег, то и преследователи так же легко могли его разглядеть на воде. Дон напомнил себе, что двигаться нужно очень внимательно, чтобы не пойти ненароком по кругу.
Внезапно дно провалилось на фут или где-то около; он оступился и, потеряв равновесие, стал судорожно бултыхаться в воде. Но вот он собрался с силами и с трудом выполз обратно, поздравляя себя с тем, что не окунул лицо и глаза в грязь.
Послышался крик и одновременно с криком шипение, будто на раскаленную плиту плеснули водой, но только намного громче. В десяти футах от Дона над поверхностью воды поднялось облако пара и лениво исчезло в тумане. Он пригнулся и приготовился бежать, но бежать было некуда. Вновь раздался крик, отчетливо разнесшийся над водой. Туман приглушал звуки, но слова было разобрать нетрудно:
– Сюда! Сюда! Он в воде!
Откуда-то издалека в ответ донеслось:
– Идем!
Дон двинулся вперед, с опаской переступая по дну. Нащупав край обрыва, он потрогал его ногой и убедился в том, что и там, погрузившись по плечи, можно стоять и даже идти. Он медленно продвигался вперед, стараясь не создавать шума и с трудом сохраняя равновесие, когда за его спиной раздалось шипение луча.
У стоявшего на берегу солдата хватило ума сообразить, что палить наугад в колышущийся туман бесполезно. Теперь он посылал луч веером над самой поверхностью воды, стараясь держать ствол горизонтально, и поливал им как из брандспойта. Дон присел, оставив над водой только лицо.
Луч прошел в нескольких дюймах над его головой; он отчетливо слышал шипение и чувствовал запах озона.
Внезапно шипение стихло, его сменила однообразная, старая как мир казарменная брань.
– Но, сержант… – отвечал голос.
– Я тебе дам «сержант»! Взять живым, тебе ясно? Приказ слышал? Если ты его убил, я тебя разделаю ржавым ножом. Хотя нет: я лучше отдам тебя мистеру Бэнкфилду. Ты безнадежный болван!
– Но, сержант… он же уходил по воде! Я должен был его остановить!
– Заладил одно: «сержант, сержант»! Найди лодку! Найди тепловизор! Включи портативный радар! Вызови базу – пусть пришлют вертолет!
– Лодку? Да где ж я ее возьму?
– Достань! Он не мог далеко уйти. Мы его найдем – живого или мертвого. И если мертвого, то лучше тогда тебе самому глотку свою перерезать!
Дон послушал еще, затем тихо двинулся вперед – во всяком случае, в сторону, противоположную той, из которой доносились голоса. Уже невозможно было разобрать, куда именно он идет: его окружали только черная гладь воды и туман. Какое-то время дно шло ровно, но затем начало круто понижаться. Идти дальше было нельзя, и Дон был вынужден остановиться.
Он обдумал свое положение, стараясь не удариться в панику. Большой остров еще поблизости, и лишь туман укрывает его от тех, кто на берегу. Совершенно ясно, что при помощи какого-нибудь поискового устройства – скажем, тепловизора или иного потомка радара – они наколют его, словно жука на булавку. Вопрос лишь в том, как скоро здесь будет аппаратура. Может, стоит сдаться и выбраться из этой ядовитой жижи? Сдаться, вернуться и рассказать Бэнкфилду, что если ему нужно кольцо, то он должен найти Изабел Костелло? Дон наклонился вперед, с силой оттолкнулся ногами и поплыл брассом, стараясь держать лицо над водой.
Брассом Дон плавал не очень хорошо, к тому же приходилось все время держать лицо над водой, и плыть так было вдвое труднее. Начала болеть шея, а затем боль перекинулась на мышцы плеч и спины. Прошло еще какое-то время, позади остались бесчисленные метры водной поверхности – и болело уже все тело, даже глаза; и все равно Дону казалось, что он замер на одном месте, словно и не плывет, а бултыхается в большой ванной с серыми стенами из тумана. Просто невероятно! Так долго плыть посреди архипелага, составлявшего провинцию Бьюкенен, и не наткнуться хоть на что-нибудь… хотя бы песчаную отмель или глинистую косу.
Дон перестал грести, лишь отталкивался ноющими ногами и шевелил кистями рук. Ему почудился шум лодочного мотора, но так это или нет, точно было сказать нельзя. Впрочем, Дону было уже на все наплевать: пусть плен, лишь бы кончились поскорей эти мучения. Но звук или призрак звука исчез где-то вдали, и он снова был один на один с этой серой безликой пустыней.
Дон выгнул спину, собираясь плыть дальше, и тут его нога задела за дно. Он осторожно потрогал – да, это было дно… и можно было держать подбородок над водой. Он замер на пару секунд, отдыхая, потом потрогал вокруг себя дно. С одной стороны оно опускалось, с другой шло ровно или даже с легким подъемом.
