Он поставил на дверях охрану и впустил строителя, а сам отправился инспектировать новую плотину к югу от Айленд Филда. Когда Финч вернулся, все выглядело как должно. Мастер закончил свою работу и ушел. Охранник не заметил ничего предосудительного. Архив казался точно таким же, каким был до его ухода.
Позднее той же ночью, когда он уже готовился ко сну, его потревожил крик сторожевого:
— Мистер Финч, лучше бы вам на это взглянуть, да побыстрее.
День был ясным, но теперь повалил густой снег, похожий на битое стекло, а мелкие ручьи на Айленд Филде застыли подо льдом цвета старых костей. Тело мастера-строителя лежало на опушке леса за огибающим остров ручьем — под белым ковром, из которого проступало только лицо. Синие полосы на шее говорили о том, что его задушили.
— Врач утверждает, что мастер пролежал здесь добрых два дня, — сказал первый стражник.
— Только он ошибается, потому что я видел его вчера, — поправил его второй.
— Я видел его сегодня, — добавил Финч, — однако… — Он замер. Все это не имело ни малейшего смысла. — Доктор прав: вокруг нет никаких следов, и тело покрыто снегом. Снег не шел с прошлой ночи.
— Он пожал мне руку. И никаким привидением точно быть не мог.
Все это поставило Финча в тупик. Строитель не любил прикасаться ни к чему, кроме дерева. Он никогда не пожимал руки кому бы то ни было. Разве что кивал, и то если повезет.
— Он не женат, мистер Финч, но говорят, что в Хое у него есть женщина и ребенок. Можем похоронить его завтра.
Финч решил прекратить все споры и кривотолки:
— Должно быть, поскользнулся и упал. Такое случается.
Вернувшись в Эскатчен Плейс, Финч решил не докладывать об инциденте в Лондон из страха, что может поставить под удар независимость Ротервирда.
Призрак, явившийся на годовщину казни, и убийство. Не может же Уинтер достать его из могилы, тем более что его могила пуста.
Финч в нейтральных выражениях занес инцидент в официальный протокол.
Искусная работа мастера-строителя продолжала жить в веках. Подмастерье покойного взял на себя его обязанности и выполнял их достойно. Город рос. Имя на могильной плите мастера выцвело и стерлось, став нечитаемым.
Июль
1. Дом, милый дом
Валорхенд еще никогда не испытывала такого спокойствия. Резкость ее характера никуда не делась, но теперь была направлена в рабочее русло — не на преподавательские обязанности, но на собственное обучение. Здесь, в Лост Акре, ее не отвлекали ни ученики, ни расписание, и даже Стриммер не нарушал ее покой.
Тем более никогда прежде она не гордилась собственным домом. Кухня осталась кухней, но теперь большой дубовый стол заодно служил и верстаком. Она поставила сюда микроскоп с дополнительными деталями — удивительный экземпляр, не похожий на обычные устройства, одно из немногих полезных изобретений Южной башни, — и разложила свои записные книжки. Все это Валорхенд принесла с собой в рюкзаке, когда прошла через плиту несколькими часами позже Ференсена, готовая при необходимости бороться рядом с ним или за него. Вместо этого девушка обнаружила логово паучихи пустым. Он заперла дверь и заколотила окна, которые не заметила во время первого визита, потому что их закрывали ставни.
Следы на улице говорили о том, что Ференсен выжил и куда-то отправился по снежной глади. Она подумала, что в столь чуждом месте будет скорее обузой, чем помощником, и решила остаться в логове.
Теплая волна, поднявшаяся в тот миг, когда Лост Акр был спасен, просочилась даже сквозь крепкие стены логова, и Валорхенд надеялась, что Ференсен победил. Надежда окрепла, когда паучиха так и не вернулась, а черная плита перестала работать.
Она осторожно изучила логово, отмечая на карте все многочисленные коридоры, в которых побывала. Двойственная натура женщины-паучихи проявлялась во многих пугающих деталях: большинство комнат были темными, в них пахло как в мясницкой, но в одной из них обнаружился большой запас свечей всевозможных форм и размеров — предположительно изготовленных из жира жертв паука. В дальнем углу кухни Валорхенд наткнулась на дверь со сложным набором механических замков, каждый имел собственный цифровой код. Коды состояли из цепочки простых чисел, и, разгадав их, она вошла в комнату, которая, без сомнения, служила художественной мастерской: здесь стоял мольберт, лежали шпатели, кисти и краски разных видов и цветов. Все эти свидетельства казались ей крайне пугающими. Должно быть, пока звериная часть спала, женщина тащила общее тело сюда и рисовала до тех пор, пока паучий сон продолжался.
Но кто мог организовывать поставки материалов? Кто придумал и установил эти замки? Наконец, кто приносил те самые библиотечные книги, наличие которых так оскорбило Горэмбьюри? Все имевшиеся факты указывали на то, что Ференсен не имел к этому делу ни малейшего отношения. Художественные материалы поступали из лавки на Голден Мин «Ализарин и Флейк», и запас их недавно пополнялся. Люк в углу комнаты вел вниз, в темный тоннель, спускаться в который у Валорхенд не было желания. Как много тайных хитросплетений! Похоже, их компания коснулась лишь верхушки айсберга всех связей между Ротервирдом и Лост Акром.
Стоило открыть альбом, как она тут же узнала руку автора иллюстраций к «Темным Устройствам». Женщина-паучиха рисовала исключительно местную фауну и в строгой последовательности. В самих альбомах тоже присутствовал какой-то особенный порядок. Иллюстрации раскрыли Валорхенд всю глубинную странность Лост Акра: здесь обитало множество существ, которые плодились и эволюционировали без всякой точки перехода, а время от времени появлялось нечто кардинально новое. Должно быть, вмешательство Уинтера нарушило общий баланс.
Валорхенд не умела рисовать, но могла проводить измерения, исследовать образцы с помощью микроскопа, записывать и наблюдать. Хотя временами ей не хватало экспертного мнения ботаника Солта, а также Фангина с его пониманием биологических законов, она решила проверить, как далеко сможет зайти в одиночестве.
Валорхенд вывела для себя несколько правил: во избежание соблазна она старалась не подходить к точке перехода. Она никого не убивала и не ловила; изучала только мертвую природу — в лесной подстилке и паутине у главного входа в логово нашлось множество скелетов, соответствия которым можно было обнаружить на рисунках. Далеко она тоже не заходила, стараясь держаться на расстоянии одной спринтерской пробежки от дверей.
Валорхенд заметила, что рассвет и закат являлись самым опасным временем дня и что большинство животных относились к ней с долей уважения, скорее всего, ошибочно полагая, что это она выгнала женщину-паучиху.
Девушка находила грибы и фрукты и даже, набравшись храбрости, попробовала сушеное мясо из запасов рачительной паучихи — то, которое выглядело наиболее безобидно.
Исследования постепенно смягчили ее мизантропию. Валорхенд начала уважать человеческий род и даже преклоняться перед ним. Она развесила несколько картин на стенах в кухне. Сама спала у кухонного очага, в том самом месте, где происходило ее отчаянное сражение с предыдущей владелицей.
