— С Джонсом особый случай, — сказал Фангин, сдержанность которого ослабевала под влиянием «Особого крепкого». — Он мог бы тоже считаться чужаком вроде вас.
— Неужели?
— Мы набрели на него на вылазке в Ротервирдском лесу. Он мчался сквозь лес, будто одержимый дьяволом, без какой-либо определенной цели — в старом рванье, ни денег, ни документов, даже полного имени не мог сказать, только «Гориус». Ромбус его приютил, сменил имя на Грегориус, а через годик-два сделал первым заведующим отделением физической подготовки — благородный дикарь превращается в учителя физкультуры! Гражданский переворот по всей форме. Грегориус Джонс — всеобщий любимчик.
— А почему здесь у всех такие невообразимые имена?
— Разве? — Фангин, кажется, искренне удивился вопросу, хотя почти все, кого здесь встретил Облонг, и правда могли похвастаться по крайней мере одним, а то и двумя заковыристыми именами. Ротервирд во всем шел особенной дорогой.
Закончив петь оды Грегориусу Джонсу, Фангин с большим трудом встал и поднял бокал.
— Я вручаю вам четвертый класс, вкупе с прошлым и нынешним, — проревел он, прежде чем опустошить четвертую бутылку. Облонг, который все еще пил из второй, последовал его примеру.
Садясь, Фангин сделал предложение:
— Я могу вам как-нибудь помочь? Я серьезно, как угодно.
— Вы знаете, чем занимается Северная башня?
Дружелюбие Фангина слегка подувяло.
— Они разрабатывают военные технологии, которые Ротервирд затем по-тихому продает в большой мир. В силу ограниченности ресурсов и персонала делают в основном чертежи и только изредка производят прототипы. А вот Южная башня, наоборот, занята разработкой игрушек и всяческих развлечений, которые тоже расходятся по всему миру. Стриммер считает, что Болито и его команда занимаются ерундой, а Болито считает, что Стриммер и его приспешники — просто кучка аморальных дегенератов. Городской совет не больно-то помогает в преодолении вражды: только подстегивает конкуренцию, и прибыли от каждой башни, в свою очередь, растут. — Облонг заерзал на стуле. — Я вижу, что вопросы у вас еще не закончились.
— Знаете, как оно бывает, когда приходишь на чье-то место: всегда был кто-то до тебя. В моем случае это вы и еще один человек — мистер Фласк. Я видел тетради с затертыми фамилиями — и почувствовал, будто…
— Надел ботинки мертвеца? — подсказал Фангин. После того как несколько недель его собеседники ходили вокруг да около, такая прямота показалась Облонгу громом среди ясного неба.
— Ну хорошо, предположим, Роберт Фласк внезапно уехал. — Облонг не мог сдержать своего любопытства. — Мэр намекнул, что он нарушал правила, преподавая раннюю историю.
Фангин, зрение которого казалось совершенно безупречным, ни с того ни с сего принялся протирать стекла своих очков грязноватым носовым платком. Этот театральный жест должен был добавить эффекта следующим его словам:
— О нет! Роберт Фласк вовсе не преподавал древнюю историю, он совершил кое-что куда более чудовищное. Он сам отправился на поиски древней истории.
— Понимаю.
— Его неспроста прозвали Фласком-флягой — всегда был не прочь осушить кувшинчик «Особого крепкого», такой он был, Роберт. Но стоило ему исчезнуть — ни гу-гу, ни скрипа. Будто испарился в воздухе. Никто не имеет понятия, куда он пропал.
Облонг снова попытался выудить из Фангина подробности его собственного увольнения.
— Тогда почему же ваше имя тоже стерли?
— Я поступил по совести. Не нажаловался.
— Не нажаловался на что?
— В одно прекрасное утро Фласк опростоволосился перед учениками и рассказал классу кое-какие совершенно неприличные исторические подробности. — Фангин замялся. — Как бы там ни было, вы — наш преемник, так что лучше вам это забрать. — Он протянул Облонгу небольшой пластиковый пакет, перевязанный резинками. — Это — записная книжка Роберта Фласка, вернее, все, что от нее осталось.
— Как она к вам попала?
— Ее нашла в ящике стола домработница Фласка.
— Не Аггс ли случайно?
— Да, волосы — как кухонная щетка, зубы — как бивни, а сердце из чистого золота.
— И почему же она принесла его именно вам? — пробормотал Облонг, припоминая, как Аггс наотрез отказывалась признавать, что имеет к Фласку какое-либо отношение.
— Я был лучшим другом Фласка, к тому же в молодости Аггс присматривала за мной, еще до моей женитьбы.
— И куда же Фласк мог подеваться?
— В этой истории что-то нечисто. Он перебрался из комфортабельных школьных апартаментов на сомнительные задворки. А через несколько дней и вовсе исчез — как дым. Полагаю, Ротервирда ему хватило по горло. — Фангин взглянул на часы, торопливо натянул пальто и шляпу и с пугающим энтузиазмом принялся пожимать Облонгу руку. — Непременно оставайтесь на связи. У вас большой потенциал, я это чувствую.
С этими словами Фангин беспечно скатился по крутой лестнице и исчез в ночи.
Облонг тут же бросился к пакету. Из книжки были вырваны страницы. На внутренней стороне обложки чернилами было написано имя «Роберт Фласк», а также его первый адрес — «Экстериор Скул Тауэр Ист, третий этаж» — и больше ничего. На внутренней стороне задней обложки вычурным почерком было начертано следующее:
Столь банальное начало едва ли оправдывало театральные эффекты Фангина. Облонга мало интересовали столы — тем более такие древние, — но он все же спрятал книжку в ящик с носками, на всякий случай.
Фангин поплелся домой, с трудом подавляя приступ жалости к себе. Он жил своей работой, и увольнение стало для него тяжелым ударом. Но Облонг ему понравился, пусть этому чужаку и не хватало высшего уровня учительской харизмы. В сравнении с Фласком просто небо и земля. Фласк притворялся дурачком только для того, чтобы получить должность, а уж потом проявил всю силу своего острого ума, завязывая дружбу с самыми чудаковатыми обитателями Ротервирда и разыскивая следы древней истории.
Фангин надеялся, что в записной книжке таится разгадка исчезновения предшественника Облонга. Интересно, раз Фласк напал на след чего-то важного, сможет ли Фангин вернуть свою должность, если ему удастся это нечто обнаружить?
Он предчувствовал, что на этом поприще у него найдутся конкуренты. Еще один близкий друг Фласка, Стриммер, которого Фангин всерьез недолюбливал, был способен перевернуть каждый камешек вокруг, если это принесет ему больше власти. Фласк, который любил сталкивать лбами своих друзей, намекнул Фангину, что выдал Стриммеру некую важную информацию.
Тревожило Фангина и другое обстоятельство. Крушение его карьеры началось с печально известного урока истории, на котором Фласк принялся подстрекать четвероклассников к исследованию обстоятельств основания города. Ученики сообщили о преступлении Фангину, но тот на свой страх и риск решил не кляузничать на друга директору или Городскому совету — а потом, когда Фласк испарился, правда вылезла наружу и Фангин заплатил за свою преданность по высшему разряду. Только с чего бы Фласку, который всегда с такой осторожностью подбирал слова и собеседников, совершать профессиональное самоубийство столь вопиющим образом? Оставалось надеяться, что в руках нового историка записная книжка раскроет свои секреты.
