Затем они выстроились в большом зале — все десять детей в шеренге, каждому по двенадцать лет. Старик с добродушным видом раскрыл им объятия:
— Меня зовут сэр Генри Грассал, а перед вами — Ротервирдское поместье, мой, а теперь и ваш дом. Вам грозила опасность, но теперь все позади. По причинам вполне простительным королева питает к вам недоверие. Поэтому не стоит выходить за пределы поместья. Вам тут будет чем заняться для развития ваших многочисленных талантов.
Но один из десяти детей, Малис, по-своему истолковал смысл приглашения. «Я разовью свои таланты, — подумал он, — отняв твой дом, твою землю и всю твою власть». Поглядывая на сопровождавшего их сюда сэра Роберта Оксенбриджа, он чувствовал облегчение при мысли о том, что этот человек скоро уедет. На лице Грассала читалась доброта, но вместе с тем и слабость; у Оксенбриджа вид был более жесткий, солдатский.
Тут вошли двое детей, мальчик и девочка примерно их возраста.
— Познакомьтесь с Иеронимом Сиром и его сестрой Морвал. Они родились в этой долине в то же время, что и вы, и обладают талантами, равными вашим, — произнес сэр Генри.
Малис почувствовал, как зависть девочек волнами разлилась в воздухе, а мальчики явно испытывали интерес. Эта Морвал отличалась поразительной красотой и такой же невинностью: Ева в Эдемском саду. И в нем зародилась жажда иного рода, к новому виду власти. Ее брат произвел на прибывших не такое яркое впечатление. Он казался погруженным в науки до полной отстраненности.
Март 1559 года. Лондон
Герион Уинтер устал от Лондона, а Лондон, в свою очередь, устал от него. От всевидящего ока вновь назначенного советника королевы он едва ли бы скрыл свои исследования самых темных глубин знания. Нужные книги было трудно достать, а шпионы копошились во всех уголках общества, точно черви в сыре. Незнакомцы заглядывали ему в окна; слуги болтали больше положенного.
Пятый сын священника, Уинтер познал яд темных знаний не в прямом столкновении со злом, но из-за чрезмерно навязчивых проповедей добродетели. Слушая бесконечные отцовские нотации, он с самого детства пришел к выводу, что боги были созданы человеком для того, чтобы вдохновлять в жизни и утешать в смерти. Но где же новые боги? Не пора ли начать все сначала? И каким рецептом следует для этого воспользоваться?
Он выделил самые важные составляющие веры отца: пророчества, заповеди, муки и воскресение; остальное казалось ему ненужной ерундой. Он исследовал латинские переводы греческих текстов, а затем и сам изучал греческий, чтобы читать в оригинале великолепные истории о выдуманных божествах, обладающих ореолом вечности. Его привлекало все чудовищное — горгоны, фурии и трехголовые псы, — а также то, как классические боги вмешивались в дела людей, и наоборот.
Но в жизни молодого Уинтера было кое-что еще кроме штудирования мифологических сюжетов. Он проводил испытания, препарировал и исследовал. Как ученый он сосредоточил внимание на силах разрушения, от пороха до ядов, не поддающихся обнаружению.
Вскоре его экстравагантные амбиции оформились окончательно. Он сам создаст нового бога, нет, он создаст многих богов, воспользовавшись силой науки, его боги выживут и будут процветать. Он еще не знал как, но твердо верил, что в этом и заключалось его предназначение. Однако на данный момент перед Уинтером вставали препятствия более повседневного характера.
Много мучений доставляли слуги. Они готовили и прибирали, но были тупы как овцы.
Уинтер жаждал общения с интеллектуалами, с которыми можно было бы разделить груз своих изысканий. Он тщательно прочесывал тюрьмы и каталажки и много месяцев спустя наконец обрел награду за свои старания на судебном разбирательстве в Мидлсексе. Его сразу же привлек характер обвинения: подсудимый похитил книгу «Сборник трактатов о необычайном оружии», а кроме того, вел себя странно. Уродливый приземистый молодой человек дерзил судье, демонстрируя скорее остроумие, чем здравый смысл.
— Вторжение в чужой дом в предрассветные часы является серьезным преступлением.
— Оставлять книгу валяться в пыли — преступление не менее серьезное.
— Полагаю, к данной книге это не относится.
— Оружие — тоже объект изучения. С его помощью выигрывают войны.
Глядя на одежду подсудимого, судья понял, что у этого выскочки больше знаний, чем монет. Были приняты во внимание смягчающие обстоятельства — первое правонарушение, да и человек он грамотный, что давало ему преимущество, недоступное беднякам, «преимущество духовников». Но у судей всегда найдется нужная лазейка.
— Поставить ему клеймо на большой палец в том случае, если он не выплатит десять шиллингов до конца недели — собственных шиллингов, прошу заметить. — Последние слова судья произнес, обращаясь к обвиняемому.
В судебной темнице Уинтер предложил ему свои условия в обмен на погашение долга, молодой человек их принял, и Уинтер заплатил за него штраф. Пользуясь властью собственника, он дал ему новое имя — Кэлкс Боул: Кэлкс — известь — за белизну его кожи, а Боул — кряжистый ствол — за его коренастое тело. предпочитал готовить и убирать самостоятельно, не желая, чтобы прочие слуги путались под ногами у него и хозяина.
По ночам они вместе исследовали курганы в английской глубинке, от круглых саксонских насыпей до более поздних сложных могильников. Они пришли к выводу, что Ротервирдская долина особенно богата подобными нетронутыми залежами скрытых сокровищ. Обосновавшись в Кентербери, Уинтер даже сумел получить доступ к Винчестерской копии «Англосаксонских хроник». Чтиво оказалось крайне любопытным.
Он продал лондонскую резиденцию и переехал в более уютный дом в деревне Хой, что стояла на Ротервирдских откосах. Миссис Уинтер, дама с мышиного цвета волосами, была в данном случае лишена права голоса, поскольку в представлении ее мужа это решение находилось вне ее компетенции. Вскоре с лица Боула исчезла кислая мина, он стал испытывать собачью преданность хозяину.
Однажды холодным и ясным февральским вечером Уинтер наблюдал за тем, как Боул копает землю на краю полукруглого выступа в западной части Ротервирдской долины. Наградой за его труды стали серебряная ложка и торк — выгнутое кельтское ожерелье, малость помятое, но из чистого золота. Заметив остатки старой дороги, ведущей в котловину у них под ногами, Уинтер спустился по крутому склону и тут совершил самое неожиданное открытие.
Здесь лежала врытая в землю белая плита, на которой был выгравирован крошечный цветок. Поднеся ладонь ближе к плите, он ощутил странное покалывание.
— Встань на нее, — приказал он Боулу. Тот повиновался и тут же исчез.
Волшебная дверь! Куда бы она ни вела, сама судьба вручила ему главный инструмент создания нового бога: тайну, достойную удивления. Он вгляделся в плиту. Та была изготовлена с достойным восхищения мастерством, и это позволяло предположить, что кто-то уже ступал внутрь и возвращался живым и невредимым. Являлась ли дверью сама плита или же она лишь обозначала расположенный за ней проход? И, главное, куда он ведет — в ад или в рай?
